Мое сердце дёргается, когда камера выхватывает знакомую угловатую фигуру. Волосы Саввы стали длиннее и свободно падают ему на глаза. Он сидит на убогой скамейке и при этом умудряется выглядеть ВИП-зрителем на нашумевшем спектакле: ни затравленности во взгляде, ни понуро согнутой спины. Словно все эти люди вокруг, рвущие его любопытными взглядами, присутствуют там лишь потому, что он так захотел.
Его лицо крупным планом — это то, к чему я совсем не готова. У репортёров отличная камера: можно различить даже выгоревший пушок на кончиках ресниц. В эту минуту тысячи женщин перед экранами телевизоров так же, как и я, не могут оторвать от него взглядов. Так же, как и я, они заворожены его эксклюзивной красотой и глубиной пронзительных синих глаз. Я жадно глотаю изображение и одновременно задыхаюсь от нарастающей рези в левой половине груди. Любить тебя очень больно, Савва. Но другой любви я бы не хотела.
Ему в лицо тычут нелепую поролоновую штуку. Я не сразу понимаю, что это микрофон.
— Вам только что вынесли обвинительный приговор. Хотите что-нибудь сказать?
Хорошо, что ты так спокоен и не даёшь им смаковать трагедию, которой они так жаждут. Отлично, что на твоих щеках гуляют эти очаровательные ямочки. Они никогда не узнают.
Синие глаза незаинтересованно скользят по невидимым зрителям и фокусируются на мне. Кто-то бы сказал, что Савва смотрит в камеру, и ошибся бы. Я знаю этот взгляд, знаю это выражение. Они принадлежат мне.
Ты чувствуешь меня? Знаю, ты не обязан, но всё же... Можешь ли ты чувствовать меня после всего или окончательно уничтожил в себе эту способность?
— Вина, — его губ касается едва заметная улыбка, взгляд мерцает. — Не нужно. Я тебя прощаю.
Они пытаются спрашивать его ещё, но он отворачивается, и вопросы продолжают лететь ему в спину. Глупые бестактные люди. Вам просто повезло, что на него надеты наручники.
Суд приговорил Савву к шести годам заключения в колонии общего режима. Психиатрическая экспертиза не подтвердила наличие у него психического заболевания, которое могло бы стать основанием для смягчения приговора.
Диктор переключается на тему природных катаклизмов, и мне больше нет нужды пытаться разглядеть экран сквозь глухую завесу слёз. Опустив голову, я беззвучно трясусь от острых прострелов в теле. Боль разносит по крови свои метастазы. Теперь официально: мне нужно учиться жить без него.
60
Десять месяцев спустя
— Портофино? А в ресторане на старой вилле ты бывала? Это в Рапалло, — Костя крутит в пальцах бокал с вином, но ко рту не подносит — ждет моего ответа. Ему действительно интересно то, что я скажу.
— Много о нем слышала, но сама ни разу не добралась. Так как там? И правда настолько сногсшибательная кухня, как все говорят?
Я отпиваю вино и быстро возвращаю фужер на стол. Мой вопрос — не праздное любопытство. Во-первых, в свой запланированный августовский отпуск я собираюсь лететь с родителями в Портофино, а во-вторых, мне тоже хочется знать мнение Кости.
Ему тридцать два, преуспевающий юрист. Закончил престижный европейский университет, до неприличия хорош собой. Мы встречаемся почти полтора месяца, и Костя сам назначает свидания.
Познакомились мы случайно: столкнулись в коридоре моего офиса. Я выронила сумку, а он помог мне ее поднять. Только на этот раз я посмотрела. Теперь я часто смотрю по сторонам.
— Ты знаешь, мне понравилось. Классическая средиземноморская кухня без лишних модерновых наворотов. Шикарный вид. Закуски, десерты — выше всяких похвал. Но лучшая паста все же в La Gritta.
Костя отрывает бокал от скатерти и тянет его мне.
— За вечер и за тебя, Мирра. Смотреть — не налюбоваться.
Мне нравится, как он говорит комплименты: честно и без пафоса. И что его взгляд не отпускает меня даже тогда, когда он отпивает вино. В одной из наших пятничных посиделок Ирина как-то сказала, что женщине важно находится со своим мужчиной в одной плоскости. Так вот Костя однозначно находится в моей. В жизни он видел и знает куда больше меня, а потому у нас всегда находятся темы для бесед. Я восхищаюсь им и уважаю как равного.
— Если в августе получится вырваться — полечу с тобой. Твои родители не будут против?
Костя так легко это произнес, что я не успела испытать паники. Прилетит ко мне в Портофино? Хм. А почему бы и нет. Маме он понравится, да и папе наверняка тоже. У Кости есть поразительное умение располагать к себе людей, не прилагая к этому никаких усилий. Он просто остается собой: обаятельным, интеллигентным и внушающим доверие. Еще у него красивая улыбка, собирающаяся лучиками возле внешних уголков глаз. Иногда я ловлю себя на том, что могу ей залюбоваться.
— Мои родители будут рады знакомству с толковым юристом, — шутливо ерничаю я. — Ты что-то говорил про командировку в Питер. Это связано с тем тендером?
— Да, с ним, — Костя внимательно смотрит на меня. — Хочешь полететь со мной? Два дня «Четырех Сезонах» с видом на Исаакиевский, фирменные завтраки. Таких французских тостов не делают даже во Франции.