Бойся моей тени

Группа из самых крупных теневиков, до этого жестоко спорившая между собой, затихает и поворачивается ко мне. Кажется, будто они замолкают в почтении. Иногда, во сне, бывает такое странно чувство... всезнания. Смотришь на что-то во сне, и знаешь его историю. Это не воспоминание, а… Неважно. Суть в том, то прямо сейчас я испытал похожее чувство. Я смотрел на сотканных из тьмы существ и просто понимал их мотивы, планы, желания.

Кто-то идет сюда. Но их мало. Теневики злы. Они любят пожевать мясо, но еда, как и вода, им не нужна. Что они действительно жаждут, так это запустить свои когти в сердце в рыло в кровь — так они поглощают жизненную энергию, которая делает их сильнее. Но это опасное занятие — даже слабый свет факела действует на них разрушающе. Едва они врываются в круг света, то времени и сил у них остается на пару ударов когтей. И после одного удачного взмаха топором их призрачные тела рассыпаются на сгустки тьмы, которые потом мучительно трудно собрать вместе. Я с удивлением понимаю, что эти существа похожи на призраков. Они скорее бестелесны. И, похоже, бессмертны.

Они не злые. Гораздо хуже — теневики безразличны. Они решают напасть на пришельцев просто потому, что тех мало. Шансы на победу высоки и потери окупятся…

— Нет, — говорю я.

Я говорю это на скрежещущем языке. Звук больше похож на скрип трущейся друг о друге гальки. Я слабо удивляюсь. Но не тому, что знаю этот язык, а тому, что моё горло способно выдавать такие звуки.

— Спрячьтесь, — приказываю я. И теневики, не торопясь, но и не протестуя, подчиняются. Вереницей втягиваются в ниши в стенах. Среди них я замечаю знакомого. Того самого, который приволок меня сюда. Я указываю на него и издаю звуки, будто кто-то скрипит ржавыми дверными петлями:

— Ты! Подойди сюда. Следуй за мной! — сейчас он гораздо мельче, чем я его помнил. И как-то тоньше, хрупче. Наверное, это из-за того, что я развеял его светом телефона по возращению. Мне становится его немного жалко. Я протягиваю к нему руку. Как к собаке. И говорю успокаивающим тоном:

— Я буду звать тебя Кенни.

“Кенни” звучит неестественно естественно, если вы понимаете о чем я. Человеческие звуки вырывают меня из пограничного состояния, в котором я все это время был. Я прокашливаюсь, хотя горло не болит. Кенни вдруг съеживается в чернильную кляксу размером с крысу, и юркает мне в рукав куртки. Я вздрагивая от омерзения в ожидании крохотных острых коготков, которые сейчас расцарапают мне кожу. Но ничего такого не чувствую.

Тем временем, разбудившие меня звуки, все ближе. Я различаю голоса, звон металла и глухой стук. Входной проем освещается красноватым отблеском. Это парадоксально меня слепит — обычного света недостаточно, чтобы осветить зал, зато достаточно чтобы “засветить” мое ночное зрение.

Я сажусь на бордюр “бассейна”. Люди всегда кажутся менее агрессивными, когда сидят. Меня гложет любопытство, я хочу знать, куда я попал. Теневики безучастны к миру вокруг, если только в нем нет кого, кого можно пожрать. Насосаться силы. Воплотиться в что-то более материальное и повторить. При этом сам материальный мир им безразличен. Покрайней мере в теперешним их состоянии. Я не уверен, что сейчас они вполне разумны. А мне нужен кто-то, кто прольет свет на происходящее.

Источник света все ближе и ближе. Наконец, на пороге тронного зала появляется группа существ. Я бегло скольжу взглядом по доспехам, оружию, тусклому масляному фонарю на длинной палке и облегченно выдыхаю. Ничего необычного, просто группа приключенцев.

Серьезно, что тут необычного? Все мы играли в игры, читали книги и знаем чего ждать. В какой-то степени, я даже почувствовал некоторое облегчение от того, что все, наконец, встало на свои места. Я попаданец! Шикарно. И уже даже немного нащупываю свои особые умения и способности. Но расслабляться рано — первые пять дней в жизни попаданца самые опасные. Поэтому я поднял руки вверх, развернув их ладонями к новоприбывшим, чтобы показать, что безоружен. В груди ёкнуло — поторопился я теневиков прогонять. Сейчас бы было неплохо их на всякий случай под рукой иметь. Я постарался как можно более дружелюбно улыбнуться.

— Стоять! Тут кто-то есть! — прорычал гулким, густым басом идущий впереди дварф. Никем другим это кубообразная приземистая фигура в чешуйчатом доспехе и бронзовом шлеме с наклепанной бронзовой же бородой, быть просто не могла. Я немного завис на бронзовой бороде шлема, но вспомнил, что борода у дварфов — важная часть тела. Логично бы было её тоже защитить. В руках у него был щит, почти с него ростом и нечто, что я бы определил как бронзовая боевая кирка. С хищным билом и заметно меньшая размерами, чем обычная. Но преемственность в инструменте читалась явно.