Бойцовский клуб

Тайлер и я на краю крыши, пушка у меня во рту, и я неожиданно задумываюсь о том, насколько чист ствол.

Три минуты.

И тогда кто-то кричит.

— Подожди, — и это Марла, идущая к нам по крыше.

Марла идёт ко мне, потому что Тайлер ушёл. Бедняжка. Тайлер — моя галлюцинация, а не её. Тайлер исчез будто по мановению волшебной палочки. И теперь я всего лишь одинокий человек, держащий пистолет в своём рту.

— Мы шли за тобой, — кричит Марла, — все люди из групп поддержки. Ты не должен делать этого. Положи пистолет.

За Марлой все больные раком яичек, мозговые паразиты, люди с меланомой, туберкулёзники, они идут, тащатся, ковыляют, катятся на своих инвалидных колясках ко мне.

Они говорят:

— Подожди.

Их голоса приходят ко мне с холодным ветром, они говорят: — Остановись.

И:

— Мы можем помочь тебе.

— Дай нам помочь тебе.

По небу летят — хоп, хоп, хоп, — полицейские вертолёты.

Я ору, уходите! Уходите отсюда! Это здание взорвётся.

Марла кричит:

— Мы знаем.

Похоже, наступил момент богоявления.

Я не убиваю себя, кричу я. Я убиваю Тайлера.

Я — Жёсткий Диск Джо.

Я помню всё.

— Это не любовь или что-то в этом роде, — орёт Марла, — но, я думаю, что ты мне тоже нравишься.

Одна минута.

Марле нравится Тайлер.

— Нет, мне нравишься ты, — орёт Марла. — Я знаю разницу.

И ничего.

Ничего не взрывается.

Ствол пистолета упёрся в мою выжившую щёку, и я говорю, Тайлер, ты смешал нитроглицерин с парафином, да?

Парафин никогда не срабатывает.

Я должен сделать это.

Полицейские вертолёты.

Я жму на спусковой крючок.

Глава 26

В доме отца моего много обителей. Конечно, когда я нажал на спусковой крючок, я умер.

Лжец.

И Тайлер умер.

При полицейских вертолётах, грохочущих и летящих ко мне, при Марле и всех людях из групп поддержки, которые не могли спасти себя, с ними всеми, кто меня не уберёг, я должен был нажать на спусковой крючок.

Это было лучше, чем настоящая жизнь.

И твой один великолепный момент не длится целую вечность.

На небесах всё белое на белом.

Фальшивка.

На небесах всё тихо, все в туфлях на резиновой подошве.

Я могу спать на небесах.

Люди написали мне на небеса и рассказали мне то, что я помню. Что я их герой. Я поправлюсь.

Ангелы здесь явно из Ветхого Завета, легионы и лейтенанты, небесное воинство, которое работает день посменно, а потом приходят другие. Кладбище. Они приносят тебе пищу на подносе с таблетками в бумажном стаканчике. Долина Кукол.

Я встретился с Богом за его длинным столом из ореха, с дипломами, развешанными по стенам за его спиной, и Господь спросил меня: — Зачем?

Зачем я причинил столько боли?

Неужели я не понимал, что каждый из нас — священная, уникальная снежинка с особыми уникальными особенностями?

Неужели я не вижу, что мы все — проявления любви?

Я смотрю на Бога за его столом, пишущего что-то в свой блокнот… Господь всё не так понял.

Мы не особенные.

Но мы не дерьмо и не мусор.

Мы просто есть.

Мы просто есть, и то, что случается, — просто случается.

И Господь говорит:

— Нет, это не так.

Да. Нуу. Ессно. Не учите Бога жизни.

Господь спрашивает меня, что я помню.

Я помню всё.

Пуля из пистолета Тайлера, она продырявила мою щёку и придала мне этакую зубастую улыбку от уха до уха. Да, вроде как злобная тыква в Хэллоуин. Японский демон. Дракон наживы.

Марла по-прежнему там, на Земле, и она мне писала. Когда-нибудь, сказала она, меня заберут обратно.

И если бы здесь на Небесах был телефон, я бы позвонил Марле с Небес и в тот миг, когда она скажет: — Привет, — я бы не повесил трубку. Я бы сказал: — Салют. Что происходит? Расскажи мне всё — до мельчайших подробностей.

Но я не хочу назад. Не сейчас.

Просто потому что.

Потому что каждый раз кто-нибудь приносит мне поднос с обедом и мои пилюльки, и у него подбитый глаз, или швы на лбу, и он говорит: — Мы скучаем по вам, мистер Дерден.

Или кто-нибудь со сломанным носом драит шваброй пол позади меня и шепчет: — Всё идёт по плану.

Шепчет:

— Мы собираемся сломить цивилизацию, только так мы сможем сделать из нашего мира что-то лучшее.

Шепчет:

— Мы попробуем вернуть вас.