Бойцовский клуб

Больше всего на свете, когда я и Марла стояли на кухне, мне не хотелось, чтобы Марла лезла в морозилку.

Я спросил ее — зачем ей эта белая дрянь?

— Для парижских губ, — ответила Марла. — Когда стареешь — губы втягиваются в рот. Я сохраняю их при помощи коллагеновых инъекций. В твоей морозилке у меня будет почти тридцать фунтов коллагена.

Я спрашиваю — ей нужны настолько большие губы?

Марла отвечает, что ее больше волнует сама операция.

«Та вещь в пакете „Федерал Экспресс“, — рассказываю я Тайлеру в „импале“. — „Это то же самое, из чего мы делали мыло. С того времени, как силикон был признан опасным, коллаген стал самым насущным препаратом, инъекцию которого можно сделать, чтобы разгладить морщины или подкачать тонкие губы и впалые щеки. Как объяснила Марла, самый дешевый коллаген можно получить из стерилизованного и обработанного говяжьего жира, но такой дешевый коллаген не задерживается в теле надолго. Когда тебе делают инъекцию, к примеру, в губы, — твой организм отторгает его и начинает выводить из тканей. И через шесть месяцев у тебя снова будут тонкие губы“.

«Самый лучший коллаген», — рассказала Марла. — «Это твой собственный жир, откачанный из бедер, обработанный и очищенный, и потом закачанный обратно в губы или куда нужно. Такой коллаген сохранится».

Эта гадость в морозилке у меня дома была коллагеновым фондом доверия Марлы. Каждый раз, когда у ее мамочки наростал лишний жир, она его высасывала и упаковывала. Марла сказала, что этот процесс называют «подборкой». Если мамочке самой этот коллаген не был нужен — она отправляла пакеты Марле. У самой Марлы жира никогда не было, и ее мама считала, что родственный коллаген для Марлы будет лучше дешевого коровьего.

Свет фонарей с бульвара падает на Тайлера сквозь торговое соглашение на стекле и отпечатывает на его щеке слова «КАК ЕСТЬ».

— Пауки, — говорит Тайлер. — Могут отложить яйца, а их личинки пророют ходы у тебя под кожей. Вот такой паршивой может стать твоя жизнь.

Теперь мой «цыпленок Элмонда» в горячем жирном соусе кажется на вкус чем-то откачанным из бедер матери Марлы.

Именно тогда, стоя на кухне с Марлой, я понял, что делал Тайлер.

«УЖАСНЫЕ МОРЩИНЫ».

Я говорю: «Марла, тебе не стоит заглядывать в морозилку».

Марла спрашивает:

— Чего-чего не стоит?

— Мы же не ели красное мясо, — говорит мне Тайлер в «импале», и он не мог приготовить мыло из куриного жира, оно бы не загустело в кусок.

— Эта вещь, — говорит Тайлер. — Принесла нам удачу. Этим коллагеном мы оплатили аренду дома.

Я говорю — тебе нужно было предупредить Марлу. Теперь она считает, что это сделал я.

— Омыление, — говорит Тайлер. — Это химическая реакция, благодаря которой получается хорошее мыло. Куриный жир не поможет, как и любой другой жир с избытком соли.

— Послушай, — говорит Тайлер. — Нам нужно оплатить большой счет. Нам бы снова послать мамочке Марлы шоколада, — и можно даже немного пирожных.

«Не думаю, что теперь это сработает».

В конце концов, Марла все-таки заглянула в морозилку. Ну ладно, сначала-то была маленькая потасовка. Я пытаюсь ее остановить, и пакет, который она держала в руках, выскальзывает на пол, расплескивается по линолеуму, и мы вместе поскальзываемся в белой жирной массе, и с отвращением поднимаемся с пола. Я обхватил Марлу за пояс сзади, ее темные волосы хлещут меня по лицу, ее руки прижаты к бокам, а я повторяю снова и снова: «Это не я». «Это не я».

«Я этого не делал».

— Моя мама! Ты всю ее разлил!

«Нам нужно было приготовить мыло», — говорю я, уткнувшись лицом в ее ухо. — «Нам нужно было постирать мои штаны, оплатить аренду, починить утечку в газопроводе. Это не я».

«Это Тайлер».

Марла кричит:

— О чем ты говоришь? — и рвется из своей юбки. Я на четвереньках пытаюсь выбраться из жирного пятна на полу, сжимая в руке юбку Марлы из индийского хлопка с тиснением, а Марла в трусиках, остроносых туфлях «Филз» и крестьянской блузе рвется к холодильнику, открывает его морозилку — и внутри нет коллагенового фонда доверия.

Внутри только две старых батарейки для фонарика — и все.

— Где она?

Я уже ползу от Марлы и холодильника, пятясь назад спиной, мои руки соскальзывают, туфли скользят по линолеуму, и моя задница оставляет чисто вытертую полосу на грязном полу. Я заслоняюсь юбкой, потому что не осмеливаюсь взглянуть ей в лицо, когда рассказываю.

Правду.

Мы сварили мыло из этого. Из нее. Из матери Марлы.

— Мыло?!

«Мыло. Кипятишь жир. Смешиваешь со щелоком. Получаешь мыло».

Когда Марла начинает кричать, я бросаю ей в лицо юбку и бегу. Поскальзываюсь. Бегу.

Марла гоняется за мной туда и сюда по первому этажу, мы притормаживаем на поворотах коридоров, врезаемся по инерции в оконные рамы. Поскальзываемся.

Оставляем жирные, грязные от половой пыли отпечатки рук на цветочных обоях, падаем и скользим на руках, снова встаем, бежим дальше.

Марла кричит:

— Ты сварил мою маму!

Тайлер сварил ее маму.

Марла кричит, постоянно цепляясь ногтями за мою спину.

Тайлер сварил ее маму.

— Ты сварил мою маму!

Входная дверь все еще нараспашку.