Бойцы анархии

Подтянулись отстающие – один молодой, двое в годах, одетые по последней крестьянской моде, – и стали осторожничать в отношении нас. В принципе, я понимал этих замордованных жизнью людей. Не все ангелы, что раздают тебе подарки. Но мы вели себя смирно, приветливо, и сомнения крестьян из села Жулым отчасти отпали. Двое побежали по дороге, вернулись, таща за руки хрипящего стрелка, стали наперебой объяснять, что Ширяй еще жив (можно подумать, мы не видели), и если поспешить, то парня еще можно оклемать. Раненого загрузили в кузов – там лежали обложенные жестянками заплесневелые коробки со свиной тушенкой. В Чаногуте выменяли, объяснили сельчане, – на десять мешков прошлогодней картошки. Машина завелась; она почти не пострадала, только бампер вмялся. Меня любезно пригласили в кабину (как мужчину, умеющего стрелять), и мы покатили вниз в долину. Парень управлялся одной рукой – впрочем, передачи он практически не переключал. Собеседник попался говорливый, речь у него была плавной, насыщенной оборотами, хотя и без привычных ругательств. Бледнолицего водителя звали Гладышем, он был третьим сыном деревенского старосты Никанора. Первым двум ужасно не повезло. Первый помер в младенчестве, второй полгода назад в аналогичной ситуации, когда банда Брадобрея, промышляющая в этом районе, попыталась отобрать у крестьян «колхозное» стадо. Откуда погоняло Брадобрей, никто не знает – может, в цирюльне товарищ трудился, кто его знает. Но лютовал Брадобрей со своими упырями с фашистской жестокостью. Все дороги на краю долины Ветров находились под его контролем. Парни, которых мы перестреляли, – из его команды. Тот, что в шляпе, – некто Замарыш, правая рука Брадобрея. Местные «пацаны» сильно его уважают. Можно представить, как осерчает Брадобрей, узнав, что жулымчане вырвались из западни, да еще и Замарышу выписали билет в преисподнюю. Да и хрен с ним, – бледно улыбался парень, – давно пора показать местным отморозкам, что не одни они тут хозяева. Вот ведь твари! Пронюхали, что из Жулыма в Чаногут пойдет охраняемый транспорт и можно некисло поживиться. Давно им пора по шапке надавать! Не производят ни хрена, держат люд в страхе…

Обширное поле перед деревней было девственно-чистым. Люди по нему не ходили, скот не пасся. Лишь стрижи крутили петли в небе. Я не стал бы удивляться, узнав, что поле заминировано. Мы проехали через ров, наполненный водой (рукотворное ответвление от реки, крокодилов только не хватало), по какому-то странному, отчасти стальному, отчасти деревянному мосту, напоминающему раскладушку. Гладыш гордо объяснил, что это в некотором роде «слайдер» – центральный пролет в ночное время задвигается на южную сторону, обращенную к деревне. Замечательное конструкторское решение – требуется всего лишь усилие двадцати взрослых мужчин. Поселение Жулым превратили в неприступный форт. Зону мирной жизни опоясывала стена из вертикальных двухметровых бревен – я прикинул на глазок, пару гектаров строевого леса на это дело точно извели. И столько же на частокол заостренного кругляка, врытого с наклоном в землю. Конница в атаку ходит? «Случаи разные бывают», – туманно объяснил Гладыш. Мы въехали в деревню, сделав небольшую остановку у поста на воротах. Суровые русские мужики, вооруженные автоматами Калашникова и датским пулеметом «Мадсен» (в XIX веке эти штуки начали производить, первый в мире ручной пулемет!), перекинулись парой слов с Гладышем, настороженно изучили мою располагающую физиономию, глянули в кузов и тупо поморгали на моих колоритных спутников. Ничего не поняли и разрешили проехать. Мы медленно тащились по деревне, огибая жмущиеся друг к дружке избушки. Особым процветанием здесь, похоже, не пахло. Но и крайнюю нужду народ не испытывал. Серые хаты, серые личности бродили по деревне.

– Тесно у нас, – посетовал Гладыш. – Четыре сотни рыл на клочке земли – с бабами, стариками, мелюзгой мелкой. Не разгуляешься. А еще ведь курятники, огороды, скот в хлеву. Коровок выгоняем за холмы – каждое утро под охраной мужиков, чтоб чего не вышло… Так что извини, дружище, мой батяня Никанор вряд ли разрешит вам тут остаться. Тесно, ага. Своих едоков не прокормить. Не резиновый он – Жулым…

«Ну, ясно, – думал я, – еще один Нерезиновск в стране…»

– Не пускаем мы сюда чужих, – поспешил добавить Гладыш. – Разворачиваем еще на подступах. Всякие бывали случаи – вот в прошлую весну чуть не спалили Жулым такие же пришельцы… – Он не стал развивать тему. – Но я поговорю с батяней. Не волнуйтесь, до утра мы вас приютим. А там уж, извиняйте, топайте, куда топали…