Бойцы анархии

Со мной действительно в последний месяц происходило что-то странное. Для весеннего обострения вроде поздно – лето полным ходом. Четвертое лето в Каратае – даже не верится! Целый год мы со Степаном проторчали в этой избушке между зловещими Васятинскими болотами и деревушкой с симпатичным названием Опричинка. Сначала все шло нормально. Я охотился, исследовал окрестности, в совершенстве освоил владение луком. Мы отстроили избу, создали подобие комфорта. Если пьянствовали, то вместе, если работали, то тоже тандемом. Прошла зима – не припомню, чтобы мы хоть раз замерзли. Зимы в Каратае мягкие, снега выпадает мало, а в периоды оттепелей случается, что кустарники выпускают почки, и невозможно им объяснить, что не надо этого делать. Весной пришла депрессия. Прошлое стояло перед глазами, настоящее тяготило, будущее просто убивало. Я знал, как можно выбраться из Каратая, но жизнь в России пугала. Долго ли я там пробегаю, если моя физиономия с не самыми хвалебными подписями красуется во всех отделениях полиции? Выбираться в другие районы Каратая тоже не хотелось. Везде жизнь не сахар. Оставаться в болоте, где сверхъестественное переплелось с реальностью, дичать, упрощаться, а на старости лет податься в лешие?

А коротышка наслаждался жизнью. Он не скучал по утраченной цивилизации. Именно здесь, на краю Каратая, в первозданной глуши, он чувствовал себя счастливым человеком. С ним считались деревенские. Я лично видел, чем закончилась на посиделках «конфликтная ситуация» между коротышкой и местными здоровяками Варлампием и Харитоном. Они решили поиздеваться над карликом. Это была не драка, а «Полет валькирий» Вагнера. Коротышка катался по земле, взлетал, награждая обидчиков тумаками, просачивался у них между пальцами и в самый интересный момент всегда оказывался сзади. Он двигался стремительно и непредсказуемо. Он изводил своих соперников минут десять, пока те не выдохлись. А финал поединка был просто симфонией. Подпрыгнув на левой ноге, он одновременно пнул правой в бок Харитона, отбив ему почки, а Варлампию сломал два пальца на ноге и чуть не оторвал то место, которым тот сделал своей жене двух прыщавых сынишек. Деревня потешалась, словно цирк приехал.

Степана уважали. На охоте он размозжил гигантскому вепрю хребет топориком. Он болтался по окрестным лесам, ничего не боясь, влипал в истории, но всегда возвращался живым. Он стал специалистом по метанию холодного оружия. Он знал Васятинские болота как свои пять пальцев. Наблюдать за похождениями коротышки было сущим наслаждением. Однажды на рыбалке он плыл по Курычу за сбежавшей сетью, и водяной анчутка схватил его за ногу. Вменяемый человек сослался бы на судорогу, но коротышка настаивал, что это был именно бесенок. Он дрался с ним на отмели, вышвырнул на берег, терзал на берегу и не успокоился, пока не открутил тому голову. Все это походило на пляски сумасшедшего. «Ты видел же, видел, Михаил Андреевич? – приставал он ко мне. – Присосался, как пиявка! Страшный, зеленый… Что я ему сделал? Ты же видел, да?» Лично я мог поклясться, что коротышка дрался сам с собой, но высмеивать его не стал. Нечисти в наших краях хоть отбавляй. Каждый видит ее по-своему. Возможно, этот мелкий водяной за что-то невзлюбил моего приятеля и явился в виде проказливого чертенка. На то и дух, чтобы самому решать – быть или казаться…

В следующий раз коротышка заявился слегка испуганный и молвил с порога, что его хотела соблазнить пожилая, неряшливая русалка, но он отклонил непристойное предложение. Творческое начало у человечка отсутствовало – наврать с три короба он не мог. Значит, что-то было. По его словам, этой «диве» давно пора на пенсию – сидела такая на окатыше, драная, «тусклявая», морщинистая, с седой паклей до пояса, высасывала кишки из ряпушки. Узрела коротышку – и давай его охмурять, чары свои химичить. Степан пустился наутек, и правильно сделал – бывали случаи, что эти твари утаскивали людей на дно. Мы вернулись потом на берег – с вилами и лопатой, но «чаровницы» уже и след простыл.

Разум коротышки этот случай не охладил. Он продолжал выискивать неприятности. Пиком его «карьеры» стала прогулка в Кудряши – деревушку в трех верстах от Опричинки. Вернулся через день – довольный, сладко облизывающийся, словно кот, добравшийся до запасов сметаны. Заявил глубокомысленно: «Дают – бери, пришел муж – беги». На мои резонно вытекающие вопросы, сказал, что ничего особенного – пустяк, он парень хоть куда и пользуется у женщин повышенным спросом. Кого он нашел в Кудряшах, осталось загадкой, но особой привередливостью Степан никогда не отличался.