— Я хороший пилот! Меня готовили в школе на Зайтаре! Целых восемь месяцев!
— Я воюю уже двенадцать лет, — сказал Вальдес. А в пятнадцать я был уже курсантом Сиднейской академии. Через три года — первая посадка на Венере… Ты видела когда-нибудь Венеру? Конечно, не в реальности, а в голофильмах? Видела?
Она упрямо тряхнула головой:
— Все равно я хочу с вами! Возьми меня на свой корабль… ну, пожайлуста!
Вальдес негромко рассмеялся:
— Кого ты хочешь заменить? Кро Лайтвотера, который помнит все до одной Войны Провала? Или Птурса, старшего канонира с «Москвы»? — Он выдержал паузу и повторил: — Я хочу, хочу… В этом тоже разница между нами. Первое, чему научили меня, — не хотеть, не желать, не требовать, а подчиняться. Думать лишь о том, как выполнить приказ. Чувствовать себя оружием в руке командира. И верить: отцу-командиру лучше известно, что плохо и что хорошо.
Инга уставилась на свои босые ноги.
— Но это… это унизительно! Человек — мыслящее создание, а не частично разумный, как тхо у фаата!
— Несомненно так, и потому мы их разгромили. Наши земные бойцы, десантники, стрелки, пилоты были надежнее и эффективнее, чем тхо.
— Думаешь, и с дроми так получится?
— Думаю. — Вальдес вспомнил хищную усмешку Адмирала и добавил: — Даже уверен в этом. Они проклянут тот день, когда связались с нами.
Пестрая стайка плуми вынырнула из переплетения ветвей. Одна летающая ящерка ринулась вниз и закружилась над головой Инги — детеныш величиной с ладонь. Он был белым с оранжевой спинкой; глазки сверкали как два изумруда, крохотные коготки казались выточенными из обсидиана.
— Не похож на сокола? — с усмешкой промолвил Вальдес.
— Нет. Но все равно симпатичный.
Девушка подставила руку, но плуми не соблазнился — взлетел, трепеща крылышками, и исчез в древесной кроне. Проводив его задумчивым взглядом, Инга сказала:
— Значит, забыть про хочу, желаю, требую… Что же тогда посоветует отец-командир?
— Не лезть туда, где потеряешь жизнь, — молвил Вальдес и, меняя тему, прикоснулся к белой полоске v ее шеи. — У тебя имплант?
— Да. На Т'харе в гористой местности мало кислорода, семнадцать процентов. С имплантом можно нормально дышать. Его вживляют в три года, когда малыши выходят из куполов.
— Но шрам… Есть масса способов, чтобы избавиться от него.
По лицу девушки скользнула улыбка.
— Мы так не делаем, Сергей. Шрам означает, что я родилась на Т'харе, понимаешь? Это как напоминание о родине, которое всегда с тобой. На Рооне и Эзате нас узнают по этой отметке.
Он хотел убрать руку, но Инга наклонила голову к плечу, прижала щекой его пальцы. Ее кожа была теплой и нежной.
— Значит, ты меня не возьмешь?
Упрямая, подумал Вальдес и тут же сообразил, что у сказанного двойной смысл. Пытается играть с ним? Это его рассердило; он не любил такие игры и не имел в них опыта. На «Риме» все было проще. Огромный корабль с экипажем в шестьсот человек, четверть — молодые женщины… Гибель подстерегала ежедневно, ежечасно, и потому на «Риме» не задавали глупых вопросов, не тратили времени на флирт, а просто дарили друг другу забвение.
— Не возьму, — буркнул Вальдес, подводя итог дискуссии. Инга вздохнула и отпустила его руку.
Маленький белый плуми появился вновь, промчался над ними стрелой, сделал изящный пируэт и приземлился на плече Вальдеса. Острые коготки покалывали сквозь рубашку, от дракончика исходило тепло — температура тела плуми была много выше человеческой.
Вальдес осторожно погладил летающую ящерку. Глаза у Инги распахнулись.
— Как… как это у тебя получается? Ты его приручил?
Раздражение оставило Вальдеса.
— Наследственный талант, — объяснил он. — Мы рыбаки и морские фермеры, мы понимаем всяких неразумных тварей. Бабка говорила с птицами, с дельфинами, даже с хищными косатками… — Плуми, прикрыв глазки, замер под его рукой. — Это у нас от прадеда, от Коркорана.
— Он в самом деле твой прадед?
— Ты не веришь, тхара? Тогда спроси у Кро Лайтвотера. Вождь его знал. Его, прабабку Веру и их обеих дочерей. Коркоран точно мой предок.
— Я не сомневаюсь. Но… — Инга обняла колени, уткнулась в них подбородком и опустила взгляд. — Я учила историю, и у меня хорошая память. Пол Коркоран родился в год Вторжения, почти сто восемьдесят лет назад. Тебя и его разделяют пять или шесть поколений, а не три. Может быть, он твой прапрапрадед?
— Прадед, я ведь ясно сказал!
Вальдес насупился. Далеко зашла беседа, подумалось ему, слишком далеко от текущих событий. Так бывает с женщинами — глазом моргнуть не успеешь, а они уже копаются в твоей родословной и семейных делах.