Четкая идейная позиция, острое чувство современности, зоркий писательский глаз помогает Грибачеву разобраться в самых сложных, порой запутанных жизненных вопросах.
ЛИРИЧЕСКОЕ ЗВЕНО
— Моя культурная жизнь началась с того дня, — с улыбкой рассказывал Михаил Светлов, — когда мой отец приволок в дом огромный мешок с разрозненными томами наших классиков. Он вовсе не собирался создавать публичную библиотеку. Дело в том, что моя мать славилась на весь Екатеринослав производством жареных семечек. Книги предназначались на кульки…
Будущий поэт предъявил родителям ультиматум: вначале он все прочтет! И стал жадно «глотать» том за томом. Он впервые узнал о дуэлях Пушкина и Лермонтова. Проснувшаяся фантазия подсказала ему, что «секундант» — это человек, виртуозно делающий секундные стрелки. А время неудержимо летело вперед…
В грозные годы гражданской войны Миша Светлов стал комсомольцем. Подростком он уже редактировал журнал «Юный пролетарий», где напечатал стихи своих земляков–одногодков, среди которых был и Михаил Голодный.
— А ведь мы пишем не хуже, чем харьковчане! — заявил однажды другу Михаил Голодный, и их крылатое лирическое звено из родного города на Днепре перелетело в тогдашнюю столицу Украины — Харьков. Светлов издал там свои «Рельсы», а Голодный — «Сваи».
— А ведь мы пишем не хуже, чем москвичи! — не унимался Михаил Голодный. И вскоре лирическое звено приземлилось в Москве.
Светлова заметил Маяковский. Ему понравилось стихотворение младшего товарища «Пирушка».
— Не забудьте заменить выражение «влюбленный в звезду». Запомните: это литературщина!
— Я уже выбросил! — заверил Михаил Светлов.
А знаменитую «Гренаду» Владимир Владимирович выучил наизусть и читал в Политехническом, куда пригласил смущенного автора.
Мне довелось слышать, как читал свою «Гренаду» сам автор в День поэзии в одном из московских книжных магазинов. Читал по просьбе слушателей, ибо сам, конечно, предпочитал читать новые стихи.
«Гренада» романтична, как эпоха, ее породившая. Светлову удалось выхватить из клокочущей жизни образ бойца–интернационалиста. Не такие ли красноармейцы из бригады легендарного Василия Боженко, голодные, полураздетые, готовы были шагать на помощь братьям из красной Венгрии?..
Тем, чем для Светлова была «Гренада», для Михаила Голодного стала баллада «Судья Горба». Когда читаешь ее, кажется: сама жизнь перед тобой. В ней нет и следа литературщины. Яркими, запоминающимися мазками рисует поэт образ судьи–большевика, справедливого и беспощадного даже к родному брату, если он провокатор.
По существу — это маленькая пьеса: так рельефно выписаны в ней и другие образы подсудимых — озлобленной мещанки и перерожденца. Ритм баллады передает тревожную динамику гражданской войны.
От баллад о гражданской войне был один шаг до песен о том неповторимом времени. И вот вся страна запела «Песню о Щорсе» и «Партизан Железняк».
Железняк… Легендарный матрос Анатолий Железняков, разогнавший в Питере право–эсеровскую говорильню–учредилку. Да, он бывал со своим бронепоездом в родном городе Светлова и Голодного. Но похоронен он в Москве, на Ваганьковском кладбище, рядом со свошм задушевным другом, кавказским орлом начдивом Васо Киквидзе.
Железняковцы, после смерти командира вынужденные взорвать свой бронепоезд, действительно выходили из окружения в украинских степях. И в бою действительно погиб один из товарищей Железнякова. Для народа он стал Железняком. Так сначала родилась легенда, а потом песня.
Эту песню пели потом в республиканской Испании бойцы Интернациональной бригады. «Твои песни поют в Испании», — писал их автору Матэ Залка, ставший генералом Лукачом. Это и дало право Михаилу Голодному, отбивавшемуся, как от оводов, от въедливых критиков, написать такие строки:
Первый светловский опыт массовой песни широко известен, но мало кто знает, что Светлов перевел с немецкого «Песню о юном барабанщике», которую поет уже не одно поколение. Этот перевод можно смело печатать рядом с «Каховкой». В своей увлекательной книге «Повесть о стихах и их судьбах» Анатолий Елкин рассказывает историю создания «Каховки»: «В дверь постучали, и на пороге возник взлохмаченный Семен Тимошенко. Его (М. Светлова. — В. Ф.) давний друг, неутомимый бродяга и талантливый режиссер, он без проволочек приступил к делу: