Николай прицелился в левого; выстрел — немец упал. Затем взял правее, но вместо выстрела — щелчок. Патронов больше не было. Ашот, схвативший автомат гитлеровца, дал очередь, но пули не достигли цели.
— Одного не добил! — устало сказал матрос и вынул почему-то затвор.
— Бежать отсюда надо, — сказал лейтенант Николаю.
Они молча посмотрели друг на друга. Матрос взял автомат у Ашота и сказал: — Ну, друзья, теперь мы дважды смертники. Простите, что так получилось. Но Ашот молодец!.. Быть бы нам всем в яме.
— Николай, нужно уходить. Один убежал, значит, на ноги поднимется все гестапо.
Сказав это, лейтенант почему-то теперь только увидел бегущих по полю по два-три человека пленных.
— Хорошо, что вместе на машине были… Порознь бы погибли. Да, дела-то какие, — уже на ходу крикнул Николай.
Ашот еле успевал бежать за ними. Он все выпытывал у матроса, зачем сказали, что везут в госпиталь?
— А что понимать? Так проще. Ухлопать всех — и крышка. Никто не узнал бы, — отвечал матрос. — Только землицей и известкой притрусили бы, аккуратисты.
Все ждали погони. Лейтенант смотрел по сторонам. В автомате еще имелись патроны…
Около крайней хаты стоял дед. Он, видимо, все видел и слышал. Когда пробегали четверо беглецов, он снял свою шапку и отдал ее Николаю {48}
. Старик сунул еще что-то завернутое в тряпку и сказал:— Тут вас искать будут, идите через этот бугорок в дальный лес, переночуйте там и дальше.
Дед еще стоял, словно изваяние, пока они уходили все дальше по пахоте к лесу…
Шли пятые сутки. В последнем селе оставили заболевшего Бородачева. Дальше пошли втроем.
Шли, пока хватало сухарей.
Но вот припасы кончились. Трое перешли через замерзшую речку, перелезли через забор и очутились под вечер на кладбище. Все направились на огонек дома — сторожки. Слева от забора проходила дорога.
— Если раздобудем еды, пойдем дальше. Ночевать будем в лесу, — сказал Николай, прихрамывая к вечеру больше обычного.
— Колонна машин идет слева, — сообщил Кузнецов матросу.
Трое пригнулись за забором так, чтобы их не было видно.
Машины с пучками света куда-то сворачивали, где-то уходили за поворот. Беглецы сели, отдышались. За крестами разглядели темное пятно дома.
— Возьми автомат, осторожно зайди к сторожу и попроси достать еды… Понял меня? — сказал Николай и подал автомат лейтенанту.
От могилы к могиле лейтенант стал приближаться к сторожке. «Не напороться бы на собаку». Подошел еще ближе. Открыл дверь. Она скрипнула. Спиной к Кузнецову сидел человек — сторож в теплом ватнике. На столе еле светит лампа-каганец.
— Дед, дай поесть и переодеться! — тихо сказал лейтенант и застыл в ожидании. Сторож повернулся, оглядел пришельца с автоматом, затем кашлянул и ответил:
— Сколько работаю, не видел мертвецов с автоматом. Опусти ствол.
— Я не мертвец еще. Нам нужно поесть, — ответил ему Кузнецов. — Я не один.
— Немцы близко шастают. Я живу на хуторе, с версту с гаком… Посидите тут, я мигом.
Не успели друзья войти, как хозяин проворно вышел, попросив потушить свет, и запер дверь за беглецами.
Послышались шаги. Николай сказал:
— Ловко он нас поймал.
— Кто он? Куда пошел? — опрашивал Ашот матроса, тоже понявший нелепость их положения.
— Садись, живьем не сдадимся. Хата сгорит вместе с нами.
Они были словно в западне. «Обхитрил старик», — думал каждый.
— Может быть, разбить окно и ходу, пока не привел кого? — посоветовал лейтенант матросу.
— А сам ты как думаешь?
— Нет, не может он сделать подлость.
— Ваня, автомат на всякий случай держи около окна. Наблюдай, — спокойно сказал матрос.
Ашот сообщил, что нашел колун. Тоже оружие. В темноте прошло минут двадцать, а казалось, что прошла вечность.
Потом послышались шаги, скрип ржавого замка. Все приготовились.
Дверь отворилась. На пороге стоял дед и держал что-то в руках. Звякнула ложка в котелке.
— Я вам старый полушубок принес, зажги свет, — потребовал хозяин, — кресало на столе.
Николай положил полушубок и высек огонь. Зажег каганец. Кузнецов взял у деда фуфайку и полушубок.
Сторож с худым лицом и глубокими темными впадинами глаз расстелил рушник и собрал ужин…
Третью неделю беглецы жили у деда Филиппа и его жены Анны Леонтьевны. Днем скрывались на кладбище в старинном генеральском склепе. Ночью переходили в сторожку и там спали. Нужно было соблюдать осторожность. Гараж немецкой воинской части размещался в пятидесяти метрах за забором.
Однажды дед Филипп принес сорванную листовку. В ней содержалась угроза: «За укрытие пленных — расстрел!» Идти вдоль деревень, в которых патрулировали немцы, это значит попасть в гестапо. Решили рискнуть и жить в склепе.
Дед снова принес листовку. В ней предлагали вознаграждение тому, кто выдаст бежавших.
Через неделю решили все же уходить. Николай пообещал деду, если все будет хорошо, встретиться после войны. Ашот молча переступал с ноги на ногу. В руках он держал котомку сухарей.
Шли лесом до самого вечера. Николай заболел. Решили его с Ашотом оставить на хуторе, где редко бывали немцы. Кузнецов пошел вечером в соседнюю деревню. Уже добыл хлеба и возвращался обратно, и вдруг услышал дикий хохот: «Рус! Капут!»