Бокал крови и другие невероятные истории о вампирах

Я осмотрела свои лицо и горло в зеркале. На шее, само собой, нашелся шрамик, которым объяснялось все, кроме, как бы это сказать… того, откуда он взялся. Впрочем, ничего удивительного, учитывая новые впечатления, тяготы и суматоху вчерашнего бала. Вряд ли можно сражаться на турнире любви и не получить ни единой царапины, а я, как с волнением думаю, попала именно на него. Увы, похоже, итальянцам свойственно делать из мухи слона, и ничтожная, вполне естественная царапина потрясла контессу сверх всякой меры. Что до меня самой, то я — англичанка, и пятно на подушке меня ничуть не обеспокоило. Остается уповать, что горничная не забьется в припадке, когда увидит его, меняя белье.

Если я и кажусь слишком бледной, то исключительно из-за яркого солнца. Я сразу же вернулась в постель и с быстротою молнии истребила то, что принесла контесса. Я порядком ослабла от недоедания, и очень смутно помню угощение на вчерашнем приеме — только, что выпила гораздо больше обычного, а то и больше, чем за всю свою короткую жизнь.

И вот я лежу здесь в одной лишь красивой ночной сорочке, сжимаю в пальцах перо, чувствую на лице тепло солнца и думаю… о нем! Не верится, что такие люди существуют не только в книгах. Мне казалось, писательницы вроде миссис Фремлинсон и миссис Рэдклиф приукрашивают своих героев, чтобы женскую половину читателей примирить с их судьбой, а малочисленной мужской — польстить. Мама Каролины и мисс Гизбурн, каждая по-своему, обе недвусмысленно указывали на то же самое, и до настоящего времени мои собственные наблюдения за противоположным полом подтверждали это мнение. Но вот я и вправду встретила того, на чьем фоне меркнут даже самые прекрасные творения миссис Фремлинсон. Он Адонис! Аполлон! Настоящий бог! Там, где он ступает, всходят нарциссы!

Начнем с того, что познакомились мы очень романтично: нас не представили друг другу как положено, более того, не представляли вообще. Знаю, так не подобает, но до чего же это было волнительно! Большинство гостей танцевало старомодный менуэт, но я не знала па и поэтому сидела в конце залы с мамой, но тут на нее что-то нашло, и она поспешила меня покинуть. Мама ясно дала понять, что вернется с минуты на минуту, однако едва она исчезла, как передо мною возник он. Казалось, он прошел между поблекшими гобеленами на стене, а то и появился из них самих, только выглядел совсем не поблекшим, хотя позднее, когда мы сели ужинать и принесли еще свечей, я заметила, что он старше, чем мне показалось вначале. Такого умудренного опытом лица я не видела еще ни у кого.

Конечно, дело не только в том, что он тут же со мною заговорил. Будь это так, я бы тотчас удалилась. Нет, его глаза и речи буквально принудили меня остаться. Он расточал мне любезности, называя единственным розовым бутоном средь здешнего осеннего сада, но я не такая глупая гусыня, чтобы покупаться на комплименты, и поддалась роковой нерешительности только после его следующих слов. Он сказал (и я никогда, никогда этого не забуду): «Мы с вами оба пришельцы из другого мира, так почему бы не познакомиться ближе?» Как, надеюсь, ясно по моему дневнику, именно такой — пришелицей — я себя и ощущала все время и потому, несмотря на прекрасное осознание неустойчивости и опасности своего положения, я не смогла самую чуточку не поддаться той проницательности, с какой он постиг и выразил мои сокровенные чувства. А еще он прекрасно говорил по-английски! И акцент — не итальянский, как мне показалось, — делал его речь еще своеобразней и очаровательней!

Следует заметить, что отнюдь не все гости вступили в осеннюю пору своей жизни, хотя в отношении большинства это было, определенно, справедливо. Будучи весьма милой особой, контесса ради меня нарочно пригласила несколько cavalieri из числа местной знати, и часть их мне должным образом представила, но разговора с ними не получилось — отчасти по вине языковых трудностей, но больше потому, что каждый cavaliero[15] слишком во многом был тем, что мы у себя в Дербишире называем «дубиной неотесанной». Графиня восприняла провал этих rencontres[16] со свойственной своему характеру благожелательностью и не сделала ни единой попытки раздуть пламя из того, что никогда не обещало стать даже тусклой искрой. Как не похоже на наших дербиширских матрон! Те, ежели берутся за подобное дело, работают кузнечными мехами не только весь вечер, а целые недели, месяцы, а порой и годы! Впрочем, назвать славную контессу словом «матрона» язык не повернется! Итак, четверо cavalieri, оставив меня, пытались приглянуться контессине и ей подобным bambine[17], выставленным на той ярмарке невест.