Его сомнения можно было понять. Если спортсмен так упахивается от банальной пробежки в неспешном темпе, то как он может выходить на ринг, где требуется в разы больше физических ресурсов? Григорий Семенович даже украдкой вдохнул воздух, проверяя, не пахнет ли от меня табаком или алкоголем. Все-таки я живу в одной комнате с Бабушкиным, а дурной пример заразителен. Но ничего подобного со мной быть не могло, и он вгляделся в меня с еще большей тревогой.
— Готов, — ответил я, хотя не знаю, насколько уверенным был при этом мой голос.
Григорий Семенович немного помолчал, потом с сомнением покачал головой и обратился ко всем динамовцам:
— Значит, так, орлы! Через день мы с вами отправляемся на соревнования. Итого у нас остается ровно два дня до выхода на ринг. Эти два дня мы проведем без тренировок. Восстанавливайтесь, набирайтесь сил, готовьтесь, настраивайтесь на решающие выступления. Все всё поняли?
— Даааа! — пацаны закивали головами.
— Ну тогда — по домам, точнее, по номерам, — полушутя скомандовал Григорий Семенович и скрылся в коридорах общаги.
Два дня. Отлично — как раз будет время, чтобы съездить на дачу, отметить праздник и вернуться, при этом не пропустив никаких занятий и, следовательно, не вызвав подозрений. Выпивать там мы не собирались — во всяком случае, я-то точно, колобродить по полночи — тоже. Так что, по идее, моей физической форме ничего не должно было особенно помешать.
— Ну что, пошли в магазин? — ко мне подскочил Сеня со своим списком продуктов. — Пацаны там уже собрались, ждем только тебя.
— Пошли, — согласился я. Все-таки идти гулять или по своим делам, когда ты «официально» свободен, гораздо приятнее, чем убегать тайком и потом придумывать правдоподобные версии того, где ты был и почему не предупредил.
Мы разделились, чтобы быстрее прикупить все необходимое — такой фактор, как неизбежные очереди, никто еще не отменял. Сене был доверен поход в булочную за несколькими буханками и батонами. Лева вызвался сгонять на ближайший рынок и купить хорошее мясо — был у него там какой-то знакомый продавец. Еще один наш товарищ, Колян, взял на себя яйца, колбасную и сырную продукцию. А нам со Шпалой остались овощи для салатов.
Знакомый, но уже хорошо забытый запах советского продуктового ударил мне в нос прямо с порога. Белый кафель, которым традиционно были отделаны стены, всегда навевал у меня ассоциации или с больницей, или и вовсе с санузлом. Наверное, подразумевалось, что здесь должно быть так же чисто, как в операционной, но вряд ли найдется хоть один человек, который встречал такую же чистоту в наших магазинах. Очередь длиной в полмагазина послушно вытянулась вдоль рядов с консервами. Да, вот куда испарялись все способности наших людей к дизайну помещений — в выстраивание пирамид из консервных банок! Хорошо еще, в витринах этого магазина не был выложен банками какой-нибудь лозунг — такое тоже бывало.
Лениво, безумно медленно вращающиеся вентиляторы над светильниками, липкие ленты на подоконниках, игравшие роль ловушек для мух… В голове замелькали картинки из того, прошлого детства: как родители брали меня с собой в магазин, когда не с кем было оставить дома. Впрочем, я тут же помотал головой, стряхивая с себя ненужные воспоминания: ностальгировать сейчас было некогда, нужно было занимать очередь и следить, чтобы никто не просочился вперед тебя.
— Нечего тут перебирать еще! — недовольно крикнула продавщица, когда я начал отбирать огурцы посвежее. — Бери чего дают, небось не отравишься!
Ну уж нет. Знаю я все эти уловки — насуют всякого гнилья, а сверху положат две-три штуки свежих — вот и вся любовь. Не давая продавщице времени, я быстро поставил пластмассовый тазик с огурцами на весы.
— Два кило двести, — бесстрастно объявила эта женщина профессионально-необъятных размеров. Ох, не сразу я начал задумываться, отчего советские продавщицы почти всегда были такими… широкими. Она хотела было еще повозмущаться, но, бросив на нас профессионально-пристальный взгляд, передумала. Видимо, со спортивными молодыми людьми связываться не хотелось — в отличие бабулек-одуванчиков и никогда не возражающей интеллигенции.
С помидорами повторилась та же процедура. А картошка высыпалась к нам в авоську из длинного фуникулера. Я даже и слово-то такое успел позабыть — а вот же, пришлось снова столкнуться с этим чудом советской инженерной мысли.
Продавщица поперебрасывала деревянные костяшки на счетах, быстро написала что-то на куске чековой бумаги и направила меня в кассу, пока Шпала остался стоять в начале очереди — на случай, если там найдутся особо хитрые клиенты. На наше счастье, очередь в кассу была гораздо меньше очереди за покупками. Но все-таки когда я вернулся с надорванным чеком, очередь уже недовольно косилась в нашу сторону.
— Гляди, сейчас все хорошие овощи себе выберут, а людЯм чего потом останется? — недовольно заворчала какая-то бабка в очереди.
— И то верно, — забеспокоилась другая бабка, — глянь, какие молодые, а сколько берут. Куда вам столько?
— Мать просила для засолки, — бросил я, расплатился и направился к выходу.