Боксер-4: назад в СССР (СИ)

Да, вот это знатно меня болтануло! И это я еще подготовился к удару! Что же случилось бы, если бы я не был готов? Ладно, все эти лирические размышления сейчас вообще не к месту.

Рефери тем временем начал отсчет нокдауна. Я приподнял голову и увидел, что мой соперник стоит в нейтральном углу и вскидывает руки. «Ага, гаденыш, решил, что я уже не встану? Рано обрадовался!» — подумал я, и, приложив все усилия, на которые был способен в этот момент, приподнялся с пола и встал на ноги. Тело гудело, голова как будто вращалась на центрифуге, руки отзывались где-то очень далеко… но встать сейчас было жизненно необходимо.

Внезапно в звенящей и как будто опьяневшей голове пронеслись картинки из зрительного зала. А там сидели отец, Яна, Ленка, где-то недалеко от выхода на ринг бродила Алла со своим чемоданчиком… Да черта с два я лягу! У меня просто не было другого выбора, кроме как встать и продолжить драться!

— Будешь продолжать? — спросил рефери, внимательно глядя в мои глаза.

Я поднял руки, давая знак рефери, что готов биться дальше. Бой продолжился! Но вот ощущения мои теперь были уже совсем другими. От пропущенного удара я практически встал на ринге, как столб — сил и скорости порхать по нему, как до падения, у меня уже не было. «Значит, теперь главное — держаться на ногах и хотя бы отбивать его удары, если уж на свои меня не хватит», — подумал я, стараясь реагировать на атаки соперника вовремя, а не как в тот раз.

Кажется, пусть и с большим трудом, но у меня это получалось. Во всяком случае, попытки противника меня добить ни малейшим успехом не увенчались. Я твердо стоял на ногах и был уже готов отбить очередной его удар, как прозвучал гонг, извещающий о завершении второго раунда.

— Мишаня, — обеспокоенно произнес Григорий Семенович в перерыве, внимательно меня оглядыаая. — Давай-ка я тебя сниму, а? Что-то мне не нравится совсем твое состояние.

— Не надо, — просипел я, глотнув предложенной мне воды. — Доработаю до конца.

— Ты смотри, чтобы этот конец раньше не настал! — сердито возразил мой тренер. — Это не Сталинградская битва, здесь подвиги не нужны!

— А это не подвиг, — сказал я. — Я могу работать, если из-за каждого пропущенного сбегать — что это за бокс такой?

— Каждого, да не каждого, — проворчал Григорий Семенович. — Я же видел, с каким трудом ты очухался, чтобы встать. Ну? Последний раз спрашиваю — может, мне тебя снять? Поедешь к врачам, оклемаешься, потом придешь в форму, в другом бое победишь?

— Не надо, — как можно тверже ответил я.

— Будете продолжать? — в нашем углу появился рефери, пристально смотревший на меня.

— Продолжаем, — подтвердил Семёныч.

С этими его словами я отправился обратно на ринг, напоследок увидев, как Григорий Семенович скептически качает головой. Как бывший тренер я вполне мог его понять. Со стороны мой внешний вид наверняка не внушал большой уверенности не то что в моей победе, а и вообще в способности устоять на ногах при первом же ударе. И конечно, ему хотелось предложить мне скорее больничную койку с капельницей, чем бой на ринге. Однако это был не просто один из боев, проходивших в рамках турнира. Ну и к тому же, если бы я действительно был не в состоянии продолжать, Семеныч бы меня ни хрена не слушал.

А так это был еще и мой, личный бой. Я бился за то, чтобы ни «армейцы», ни кто-либо еще никогда не смели думать, что могут меня опрокинуть из-за личной неприязни. И в этом смысле я бился за всех наших ребят-динамовцев, которые по разным причинам были сняты с соревнований. А главное — я сражался за право продолжать заниматься боксом в этой жизни, за то, чтобы доказать, что я — настоящий боец и достоин носить это звание. За то, чтобы ни у кого не оставалось ни малейших сомнений в том, что бокс — это мое призвание. За шанс добиться в этой жизни всего, чего не удалось достичь в предыдущей. Я не имел права проиграть — прежде всего, перед собой.

Но для этого нужно было понять, какую тактику мне выбрать в последнем раунде. Поскольку порхать по рингу я уже был не в состоянии, а на простом отбивании ударов победы не построишь (да и ненадежное это дело — пропустить можно в любой момент, что я с успехом и доказал чуть ранее), я принял, как мне показалось, единственное правильное решение… оставшееся в моей ситуации.

— Последний раунд, — объявил рефери. — Бокс!

Сразу после удара гонга соперник полетел на меня. По всей видимости, он рассчитывал, что я, ослабленный произошедшим во втором раунде, не устою, и если не от первого, то уж от второго или третьего удара точно упаду и не смогу больше подняться. А может быть, даже не успею закрыться и приму первый же удар. Однако вместо этого я постарался как можно плотнее укрепиться на обеих ногах и встретил атаку соперника хорошей двойкой.