Боль

Она была выпивши, так как пришла из гостей, я предложил ей поехать и где-нибудь посидеть, но она сказала, что лучше взять бутылку и пойти к ней… домой. Дома у неё никого не было, мы сели за стол в кухне и стали пить шампанское. Я спросил, сколько ей лет, она сказала, что тридцать. Она начала жаловаться на свою жизнь, что её все обижают, никто не жалеет. За столом мы просидели около получаса… В это время Л. расстегнула пуговицы на кофте и попросила её поцеловать…

Потом мы с ней допили шампанское и она сказала, чтобы я шел домой, так как должна прийти её дочь, которой 12 лет. Я ещё спросил, что же такая маленькая дочка так долго гуляет, время было где-то около 10 часов вечера, но Л. мне ничего не ответила".

Наверное, есть и другие мужчины, умудренные жизнью и веселым опытом, вот они сразу поняли бы, сколько лет врачу-наркологу Л.Н.

Но на ноябрьской стылой улице стоял двадцатитрехлетний Виктор, для которого все на свете ещё имело свой первоначальный смысл. Он увидел женщину — она ему понравилась. Она попросила её поцеловать — и он поцеловал её.

Я видела единственную её фотографию — но это была фотография из уголовного дела и на ней был запечатлен не человек, а, скорей, событие. Так что я не знаю даже, каковы были черты её лица. Мать Виктора рассказывала о ней как о своей ровеснице — так оно на самом деле и было, — но вымолвила ненароком, что однажды, стоя в её полутемной прихожей, придя в очередной раз для постылого разговора о том, что же будет с сыном — так вот, стоя в прихожей, она вдруг взглянула на неё и заметила, что она очень хороша собой. Быть может, ей очень хотелось увидеть эту женщину глазами сына, и она увидела, но для чего я вспомнила об этом?..

"Примерно через неделю, когда мы были дома у Л., пришла её дочь. Я увидел, что она взрослая, и спросил у Л., сколько же ей лет. Л. ответила, что сорок три года, и расплакалась, подумав, что, узнав о её возрасте, я её сразу брошу. Я её успокоил, что возраст для меня не имеет никакого значения. Л. сказала мне, что она меня очень любит и что если я её брошу, то она покончит с собой".

Потом в череде событий будет несколько попыток покончить с собой — но не её, а его.

Я разговаривала с психиатрами, и они усмотрели в его поведении черты психопатической личности, как и врачи института Сербского, где Виктор проходил экспертизу.

Может, оно и так, но никто, конечно, не задавался целью понять, что же именно в первую очередь овладело сознанием доверчивого и очень чистого человека ("патологически добр" — так его описала старая знакомая его матери). А может, и стоило бы. И тогда и возраст, и дочь-ровесница, и её нрав, и домашние скандалы — все отошло бы в тень, в небытие, и осталось бы одно, горячее, жгучее: его любит одинокая женщина.

Она не может без него жить.

Теперь об этом можно только рассуждать, но кажется, что все главное произошло именно в первые дни и недели. А главным было то, что он не познакомился на улице с легкомысленной и беспечной женщиной ("сексуальная психопатка" — так её характеризовала ближайшая сотрудница), — а мучительно полюбил, и его любовь была ответом на другую любовь, такую же незаконную и мучительную.

Не он поднял эту планку, которую ему не суждено было преодолеть — на его глазах она была помещена на невероятную, головокружительную высоту, и он с восторгом бросился навстречу этому препятствию. Тем и оказалось дорого, что высоко.

…Они встречались каждый день. Когда нельзя было остаться у неё дома, ночевали у него — родители работали в ночную смену.

Однажды мать вернулась с работы и увидела их, ещё не проснувшихся.

Не испугалась, должно быть, только Л.

Она сказала ошеломленной матери, что они друг друга любят, им вместе хорошо и никто этому помешать не сможет.

Ему казалось, что все хорошо.

Очень хорошо.

Дочь ничего против не имела — иногда хмурилась и не разговаривала, но потом это проходило. Они строили планы. Он покупал Л. подарки. Одно нужно было ему, одно-единственное: видеть её каждый день. Да и как ещё мог он жить, любя её и зная, что она без него не может.

В июле они поехали в Пицунду.

Существуют приблизительные версии того, что там стряслось, но, если не обращать внимания на частности, то получится: на пляже к Л. подошел мужчина, пригласил её к себе в гостиницу — она отказалась. Потом он познакомился с её дочерью. И стал приезжать в гости в холодный российский провинциальный городок, едва различимой чертой ближайшего пригорода отделенный от Москвы.

Может, дочери не хотелось, чтобы южный гость видел, как молод возлюбленный её матери. Может, Виктор был слишком горяч и настойчив: он предложил пойти в загс, он очень хотел жениться на женщине, которую любил. Может, все развивалось самостоятельно, независимо одно от другого, а может — все вместе и одновременно, но появилась едва различимая тень.

Или Виктору она не сразу увиделась. Или молниеносно разрослась в черную тучу. Но ведь он не смотрел на небо — он смотрел в глаза женщины, которую хотел назвать женой.