Боль

Описанная мной ситуация с доброй овчаркой в доброй семье не имеет, конечно же, никакого отношения ни к диким животным, ни, что еще серьезнее, к домашним животным, с которыми дурно обращаются. Но она задумана лишь как иллюстрация, снимок с одного благополучного примера — на мой взгляд, единственно нормального и неизвращенного примера — общих принципов, которые следует соблюдать в построении теории воскрешения животных. На мой взгляд, у христиан есть все основания сомневаться в бессмертии каких бы то ни было животных, по двум причинам. Во-первых, потому что они опасаются, приписывая животному обладание «душой» в полном смысле этого слова, сделать неясным различие между животным и человеком, столь же резкое в духовном измерении, сколь туманное и проблематичное в биологическом. И, во-вторых, будущее счастье, относящееся к нынешней жизни животного просто как компенсация за страдания — тысячелетия на счастливых пастбищах, выплачиваемое им «возмещение» за годы хождения в упряжке — выглядит довольно неуклюжим подтверждением Божественной благости. Мы, поскольку мы подвержены слабости, зачастую причиняем боль ребенку или животному непреднамеренно, и тогда нам остается лишь искупить свою вину какой-нибудь лаской или гостинцем. Но вряд ли будет набожной мыслью вообразить себе Всеведущего, поступающего подобным образом — как если бы Бог наступал животным впотьмах на хвосты, а затем прилагал все усилия, чтобы это загладить! В подобном бестолковом воздаянии я не могу признать мастерскую руку — каков бы ни был ответ, он должен быть получше этого. Предлагаемая мной теория пытается обойти оба возражения. Она делает Бога центром вселенной, а человека — подчиненным центром земной природы. Животные не равны человеку, а подчинены ему, и их судьба полнейшим образом сопряжена с его судьбой. И предлагаемое для них производное бессмертие — не просто amende или компенсация, но неотъемлемая часть новых небес и новой земли, органически связанная со всем лежащим в основе страдания процессом грехопадения и искупления мира.

Выдвигая свое предположение о том, что личностность ручных животных является в значительной степени даром человека, что их простая способность к ощущениям перерождается в нас в одушевленность, подобно тому, как наша простая одушевленность перерождается в Христе в духовность, я, естественно, предполагаю, что лишь очень немногие, животные в своем диком состоянии достигают уровня «самости», или «одушевленности». Но если некоторые все же достигают, и если благости Бога угодно, чтобы они жили вновь, их бессмертие также будет связано с человеком — на этот раз не с индивидуальными хозяевами, но со всем человечеством. То есть, если нечто от той квази духовной и эмоциональной ценности, которую человеческое предание приписывает животному (вроде «невинности» в агнце или геральдической царственности в льве), имеет реальную основу в природе животного, а не является чем-то произвольным или случайным, тогда можно ожидать, что именно в этом — или в первую очередь в этом — качестве животное будет служить человеку и входить в состав его «свиты». Или же, если сложившийся в предании характер ошибочен, райская жизнь (то есть, его участие в райской жизни людей во Христе к Богу; предположение о «райской жизни» для животных, как таковых, по-видимому, лишено смысла) животного будет обеспечена ему благодаря реальному, но неизвестному, влиянию, которое оно имело на человека на протяжении всей его истории — ибо если христианская космология в каком-либо смысле (я не говорю, что в буквальном) истинна, то все, существующее на нашей планете, имеет отношение к человеку, и даже существа, вымершие до появления человека, лишь тогда видны в своем истинном свете, когда они рассматриваются как бессознательные провозвестники прихода человека.