Боль

Овчинников Олег Боль

Овчинников Олег

Боль

- Ну, что с тобой? - Болит. - Здесь? - он как всегда безошибочно указал точное место. - Да. - Разве это "болит"? - голос его звучал недовольно, хотя я чувствовала, что он очень рад нашей встрече. Поэтому просто промолчала. - Ладно, паникерша... Давай руку. Я с готовностью протянула ему ладонь.

...Я познакомилась с ним, еще когда сидела на горшке. В буквальном смысле, пока воспитательница Татьяна Николаевна бегала к заведующей вызывать "Скорую". Горшок придвинули вплотную к стене, чтобы я не упала, даже если станет совсем плохо. Остальным детям в группе наказали следить за мной и помогать, если что, только им это было малоинтересно. Только один мальчик подошел ко мне, самый высокий в группе - я еще не знала его имени, потому что перевелась всего два дня назад. На лице у него были непропорционально большие очки, а поскольку я в то время еще не знала слова "непропорционально", они казались мне просто огромными. Он подошел, сел передо мной на пол и спросил очень серьезно: - Тебе плохо? Я не могла отвечать и двигать головой, просто изо всех сил зажмурила глаза. - Ладно. - сказал он. - Давай руку. Совсем как сейчас, только тогда он постоянно путал буквы "Л" и "Р". - Радно. Давай луку. Он просидел, держа мою руку и глядя на меня своими огромными из-за очков глазами, до приезда "Скорой помощи", хотя Татьяна Николаевна несколько раз пыталась отогнать его, не без основания полагая, что "это может быть заразно". И скорая увезла уже не меня - я полностью реабилитировала себя, исполнив перед докторами новогодний танец снежинки, - а этого мальчика, с диагнозом "острое пищевое отравление". Но уже на другой день мальчик в очках снова был в группе. - А как же отравление? - спросила я его. - Спроси у паука, - ответил он. - Какого паука?! - В детстве я умела как никогда широко открывать глаза. - Того, что в больнице. Я представила себе, как паук сидит на горшке, и мне стало смешно. Так я познакомилась с Валерой, хотя он предпочитал называть себя "Варелой". Меня, кстати, он звал "Эрвилой". У него была масса достоинств: и рост, благодаря которому играть с ним в прятки было одно удовольствие, и очки, каких не было больше ни у кого в группе, и то, как он переставлял буквы в словах. Моего трехлетнего жизненного опыта было недостаточно, чтобы понять, что отношения, начавшиеся на горшке, в некотором роде изначально обречены. В них, как сказал однажды мой братишка, откладывая в сторону журнал с комиксами, "слишком много прозы".