Боль души

Деревенька от сырости утренней
Завернулась в тумана халат.
Травы тонут в росе перламутровой
На лугах, где коровы мычат.

Гуси шествуют важно по улочке.

В небо рвутся печные дымы.
У колодца воркуют бабулечки
О приходе студёной зимы.

Клич утиный летит от закраины

И тревожит в лесу тишину.
На осинах листочки надраены
И по цвету подобны огню.

Мама шанежки стряпает пресные[1]

,И готовы уже колдуны[2].
За окном нашим дали чудесные
Красоты первозданной полны.

Прогуляюсь-ка бойкой тропиночкой,

Что до лога петляет семь вёрст.
Там подарят берёзы в косыночках
Мне брусники немалую горсть.

Выйду к речке, присяду у омута

Подле ивы у самой воды
И увижу, как плачут черёмухи,
Обронив золотые листы.

«Вот место, где когда-то был наш дом…»

Вот место, где когда-то был наш дом,
Где с криком я на белый свет явился.
Ах, сколько счастья испытал я в нём,
И боль утрат, и в первый раз влюбился.

Был здесь крещён и здесь мой Иордан…

И не считайте, будто я безбожник,
Когда сорву и положу в карман,
Как оберег – обычный подорожник.

Пойду на милый сердцу бережок,

Средь ив найду немного сухостоя.
И запалив неброский костерок,
Чай вскипячу с листами зверобоя.

Ночь проведу, как в детстве, в шалаше,

А грудь наполнит сладкая истома,
Лишь приложу к израненной душе
Тот подорожник, сорванный у дома.

Путь поэта

Он брёл по полю наугад,
Среди снегов торил дорогу,
О чём-то бредил невпопад
И возносил молитвы Богу.

Ещё надеясь на приют,

Толпы признание безликой,
Всё шёл (страшась, а вдруг побьют!)
По телу Родины великой.

Средь белой этой целины,

Где не найти людского следа,
Где перспективы не видны, —
Дорога бедного поэта.

Обидеть каждый норовит,

Ругая глупым стихоплётом,
Мол, «белой ниткою прошит
Любой твой стих. Наш глаз намётан».

Но он не заводил речей,

Молчал на скверну обвинений,
Всё шёл дорогою своей…
И, наконец, услышал:
– Гений!

«В глухом саду под дождиком осенним…»