Боль и сладость твоих рук

— Вам, — поправил он все с тем же непроницаемым выражением лица и посмотрел изучающе снизу вверх. Ей показалось, что в его глазах промелькнуло одобрение — он заметил перемену ее настроения и слегка прищурился, внимательно наблюдая, словно ждал: не разочарует ли она его снова?

— Вам, — послушно повторила Ирина и слегка приоткрыла рот, заметив, что в его лице что-то тоже сильно изменилось.

На несколько мучительных секунд в кухне воцарилась такая тишина, что она слышала шум крови в собственных ушах — ее сердце ускорило ритм. Выгонит или простит? Отвергнет или все же даст второй шанс? Поймет ли, что она беззвучно просит прощения?

Грубоватое лицо Тимофея, выглядевшее по умолчанию хмуро, сейчас было абсолютно непроницаемо, пока он думал… или уже принял решение и намеренно мучил ее ожиданием?

— Поиграем? — еле слышно спросил он после долгой паузы, прожигая ее насквозь взглядом, которым мог смотреть только опытный артист или мастер БДСМ, хорошо вошедший в роль.

— Да, — выдохнула она, чувствуя, как слабеют колени от смеси противоречивых эмоций — облегчения, радости и зарождающейся паники. Ощущать, что ее не отвергли, несмотря на ужасное поведение, было приятно. Она привлекательна. Но что теперь? Что ей делать? На секунду Ира ощутила полную растерянность. Она целую вечность вот так не играла с совершенно незнакомым, непредсказуемым доминантом. Что, если она снова сядет в лужу?

— Да, мастер, — поправил он снова, вынимая из кофемашины полную чашку с капучино и делая глоток. Его глаза неотрывно следили за ней.

— Да, мастер.

Едва повторив за ним это слово, Ира поняла, что это правда. То, как он за несколько минут поменялся, говорило ей о многом — ведь она действительно была неплохим доминантом и могла заметить мастерство там, где оно было.

— Неси клубнику в гостиную, — приказал он и поставил вторую чашку в кофемашину.

Ира оглянулась, заметила на столе огромное блюдо с клубникой, осторожно подхватила его двумя руками и послушно понесла в гостиную, стараясь двигаться грациозно и плавно, соблазнительно поводя бедрами — зная, что он смотрит вслед. Ее губы растянула легкая улыбка: каким-то чудом вечер был еще не испорчен. И предвкушение пока побеждало страх.

— Табу? — коротко спросил он, вернувшись за ней с двумя чашками кофе.

По телу прошла дрожь возбуждения. Черт. Ее тело желало его — гораздо больше, чем следовало бы. Если бы только тело могло принимать рациональные решения… Ирина сделала глоток и послушно перечислила свои ограничения: сильная боль, полное обездвиживание, угрозы, удушье.

— Угрозы? — переспросил он, и уголки его губ приподнялись вместе с одной бровью, — То есть ты предпочитаешь, чтобы тебя наказывали сразу, без предупреждений?

— Не совсем, — улыбнулась она и тихо пояснила, — речь об угрозах сделать то, что в табу. Некоторые домы так говорят, считая, что это должно возбуждать.

Тимофей на долю секунды закатил глаза:

— Не волнуйся, я не идиот. Стоп слово: красный. Если надо поговорить — желтый. Пару секунд вздохнуть — назови меня полным именем.

— Хорошо. Можно я переоденусь?

— Зачем?

На этот раз Ира впала в замешательство и бросила на него испытывающий взгляд, но лицо Тимофея было непроницаемым.

— Ну… у меня с собой есть платья поинтереснее, — смущенно пояснила она.

— Лучше сними верх. И садись сюда, — сказал он, бросая подушку на пол под ноги.

Слегка подрагивающими от смущения руками Ира принялась расстегивать пуговицы на блузке, каждую секунду ощущая прожигающий взгляд. Ей все еще было не по себе — казалось, он злится на нее за задиристость за ужином. Она и сама остро переживала свою неправоту и неуклюжесть в беседе. После такого проявления неуважения, после того, как незнакомая саба сходу нарушила их предварительные договоренности… Почему он только до сих пор не выставил ее вон?

Оставшись в одном кружевном лифчике, Ира опасливо устроилась на подушке у его ног, настороженно прислушиваясь к ощущениям в теле. Он теперь был совсем рядом — очень большой и теплый. Тимофей провел рукой по ее волосам, убрал назад одну прядь, погладил костяшками пальцев щеку. Ира приоткрыла рот, слегка повернув голову к нему — возможно, она совсем не была сабой во время беседы, но теперь уже знала, что делать. Просто реагировать. На каждое его прикосновение, на каждое движение и ласку.

Сабы по определению действуют меньше, а иногда и вовсе подолгу лежат без движения, связанные. Но они должны реагировать. Вот чем питаются домы — стонами, взглядами, вздохами, учащенным дыханием… умоляющими писками, вскриками, страхом. Она задержала вдох, когда он провел по ее груди сверху, а затем слегка дернулась, когда нетерпеливая рука разомкнула застежку и дернула лифчик вниз, полностью обнажая ее округлую, слегка тяжеловатую грудь.

Ирина выпрямилась и издала тихий стон прежде, чем он накрыл ее грудь теплой рукой, сжимая, взвешивая на ладони. А затем слегка выкрутил сосок — до легкой боли. Она непроизвольно подняла взгляд, но тут же получила легкий шлепок по щеке:

— Не смотри.