Боль любви. Мэрилин Монро, принцесса Диана

Я пришла в Голливуд веселой, уверенной в будущем девушкой, готовой улыбаться всем, а через два года была совсем другой. Наверное, в этом виноват не Голливуд, а мои мечты и надежды. Необходимость зарабатывать на нищенское существование и еду даже своим телом, угождать приятелям Шенка, зависеть от Кэрроллов (хотя они очень помогли мне), потом унижаться перед Каргером, заглядывать в глаза всем, кто мог дать работу и возможность не голодать хотя бы еще один день, не могли не сказаться. Улыбка осталась, но теперь она не была радостной, а стала вымученной. Жизнь оказалась куда более жестокой, чем виделась миссис Норме Догерти. Но я продолжала барахтаться, пытаясь выбраться наверх и не скурвиться при этом окончательно. Лучше зарабатывать на гамбургеры в автомобиле, чем в кабинете Занука. Пусть меня зовут шлюхой по натуре, но никто не может сказать, что я брала деньги или приходила к Зануку по вызову в 16.00. Это предмет моей гордости, может, и глупо, но иначе я не могла.

И все-таки, если бы ни Хайд, я бы погибла.

Но сначала о Наташе.

Мэрилин Монро

Наташу Лайтесс многие называли черной вороной. Знаете, так и есть, мне она представляется именно такой, причем очерчивающей вокруг меня границу, которую переступать нельзя. Она полностью подчиняла своему диктату.

Наташа считает, что Мэрилин Монро сделала она, мол, это она поставила мне чуть вихляющую походку, научила говорить, научила вообще играть. В какой-то мере это так, без Наташи я снова запуталась бы в ролях и потеряла веру в себя. Хотя, если вдуматься, именно из-за нее я эту веру и потеряла.

Но попробую по порядку, это тоже становление Мэрилин и мучения Нормы Джин.

Наташа говорила, что она русская, хотя в Америку приехала из Германии. Но у нее действительно были русские корни, а еще она обожала и прекрасно знала русскую литературу и систему Станиславского.

Лайтесс работала на студии кем-то вроде репетитора с неопытными актерами, но поскольку небольшой зарплаты на жизнь не хватало, давала частные уроки актерского мастерства. Наташа некрасивая (этого не отрицает даже она сама), высокая, жилистая и очень энергичная особа. Она уже не играла сама, а только учила других, то и дело напоминая, что некогда работала с самим Рейнхардтом.

Первая встреча с ней была ужасной. В комнате, куда я вошла, сидела строгая, неприветливая дама, которой не было никакого дела до моего неумения играть. Наташа делала вид, что занята чтением, она лишь окинула меня почти презрительным взглядом и кивнула на стул. Я понимала, что она сердита из-за моего опоздания, но я задержалась, потому что долго не могла выбрать, в чем идти. Переодевалась и переодевалась. Не подумайте, что я меняла наряды, вытаскивая их из огромного шкафа, это было всего одно платье на выход и два скромных на каждый день, просто мне то казалось, что я слишком ярко наряжена, то что слишком скромно. Бывает, что и три заношенных платья создают проблему.

Трудно поверить, что «девушка Шенка», как меня звали, не имела достаточно одежды? Но это так. Я уходила от всех, у кого жила, почти без ничего и норковое манто, купленное Шенком, оставила у него дома, словно взятое напрокат. Это страшно удивляло всех, но мне казалось, что так и есть, пока Шенк пользуется мной, он меня одевает, но когда меня зачислили на студию, он перестал быть обязанным меня одевать.

Но к Наташе это не имело никакого отношения, разве что она работала с актерами «Коламбии».

Строгая, какими бывают старые девы, злые на все человечество, она откровенно поморщилась, обозрев мою фигуру. Я заметила, что она вовсе не читает справочник, который держит перед собой на столе, репетитор решила проучить меня за опоздание и заставить также ждать. Я не была в обиде, Наташа имела на это право.

– Прочтите несколько строк. – Наташа протянула мне тот же толстенный справочник.

– Какие?

– Любые! – Ее голос вовсе не стал мягче в ответ на мою растерянность.

Читать справочники вслух – не самое легкое и приятное занятие, особенно под недовольным взглядом старой фурии. Наташа вовсе не была старой, но фурию изображала очень убедительно.

– Громче, я ничего не слышу!

Ей не понравилось все: моя фигура, походка, голос, полное неумение звучно произносить фразы, неумение читать с выражением, даже бугорок на носу! О ярко-красном платье с глубоким вырезом и говорить не стоило. Я не стала объяснять, что другого просто нет, а вырез растянулся, потому что платье одевается слишком часто.

А в отсутствии актерского опыта призналась и в том, что слабый голос, что меня охватывает ступор, стоит зажечься осветительным приборам, а камере начинать наезжать. О себе сказала, что сирота, что очень хочу стать кем-то не столько для успеха, сколько для себя, что мне очень нравится в «Лаборатории актеров», потому что там настоящая игра, а не вихляние бедрами перед камерой…

– Вы хоть понимаете, что от меня требуют невозможного?! За три недели превратить полную неумеху в актрису!.. Этого не смог бы даже доктор Хиггинс!

– Кто?

– Вы не читали «Пигмалиона» Бернарда Шоу?!

Пришлось честно признаться, что нет.