Боль любви. Мэрилин Монро, принцесса Диана

Вот в таком состоянии я жила эти годы. Блондинка окрепла настолько, что начала движение. Я позволила ей, мало того, подталкивала, убирала препятствия для разгона, кричала от восторга. Это так, пусть и при помощи и поддержке Джонни Хайда и Наташи Лайтесс, но ее создала я сама, это я часами репетировала вихляющую походку, училась томно опускать или вскидывать глаза, улыбаться и изображать саму невинность, я училась выглядеть соблазнительно, волнующе, даже доступно, но при этом застенчиво, я изображала робость, обладая железной волей, растерянность при цепком уме, смущение при способности рассчитывать на три шага вперед.

Понимаете, Док, я своими руками создала то, что меня же потом и поглотило! Я думала, что справлюсь с Блондинкой, смогу удержать ее на коротком поводке, снимать эту маску, входя в дом, прятать, как прячут куклу после спектакля в шкаф.

Нет, неправда, тогда я ничего такого не думала, мне было некогда, я создавала, лепила, продвигала Блондинку и была занята только этим. Блондинка оказалась куда более успешной, чем Норма Джин, придуманный мной и поддержанный Джоном Хайдом образ легко завоевал популярность у зрителей и заставил считаться с собой руководство студии «Фокс», того самого Занука, которого никак не могла пробить Норма Джин. Боясь потерять меня, студия по собственному решению повышала зарплату каждые полгода, хотя она все равно оставалась очень далекой от нормальной оплаты звезд. Но все равно со мной считались, я уже была!

Вернее, была Блондинка, которую я играла.

Наташе очень не нравилось то, что происходило, хотя нравилось получать зарплату на «Фоксе», куда ее снова взяли по моему настоянию, а еще от меня самой. Но Лайтесс мешали мои ужимки, моя роль, мои мужчины. Наташа терпеть не могла всех, кто хоть как-то покушался на меня, считая Норму Джин своей почти собственностью. Она не понимала только одного: Норма Джин уже не ее и даже не моя, она собственность Блондинки, которая в свою очередь стала собственностью Америки.

Наташе не нравилось, что у меня все меньше времени остается на актерские занятия, некогда репетировать роли вроде Корделии или Норы Ибсена, которые, я уже это понимала, я никогда не сыграю на студии «Фокс».

Но сидеть и ждать, когда же стану великой актрисой вроде легендарной Дузе, когда меня заметят и позовут играть драматические роли в серьезных театрах, я просто не могла. Уходили годы, и если через пять лет после начала мытарств в Голливуде у меня появилась возможность стать звездой хотя бы в виде Блондинки, я ею стала!

Да, я продолжала заниматься у Михаила Чехова, хотя на занятия ходила все реже, потому что все чаще была занята на съемках, трудилась над постановкой голоса, разучивала с Наташей самые разные монологи и роли, считая, что все это пойдет на пользу, но главная роль, которую я уже играла, – Блондинка.

Не думайте, что все так просто и легко. Меня осаждали толпы репортеров, наперебой приглашали на самые разные мероприятия для вручения призов и наград, например, я вручала одного из «Оскаров». Но если Вы полагаете, что встречали только аплодисментами, то ошибаетесь.

«Ниагара», не представляющая собой ничего значительного (я прекрасно знаю цену своим фильмам и ролям, Док), стала неким рубежом. Никто действительно не обратил внимания на отвратительный сюжет и даже на водопад, зрители раз за разом ходили на фильм, чтобы посмотреть на Блондинку, на ее голые плечи (что подразумевало наготу и под простыней), красную помаду на губах, курение в постели, откровенно облегающие платья и походку… Особенно походку! Зачем Генри Хатуэю понадобилось снимать меня со спины во время длиннейшего прохода чуть не по всей улице, не понятно. Я раз за разом шла на высоченных каблуках по мостовой, рискуя в лучшем случае вывернуть ногу, думая, что из всей сцены останется пятая часть, но он вставил все! Моя героиня виляет бедрами едва не половину фильма.

Зрительницы из разных строгих дамских организаций возмутились: спать нагишом, ярко красить губы и вот так вилять задом?! Куда смотрит руководство студии?!

Руководство смотрело в бухгалтерские отчеты, которые явственно говорили, что большая часть именно ради такого «безобразия» и покупает билеты на никчемный фильм. Но игнорировать старых ханжей тоже невозможно, студия сделала вид, что пошла на уступку морали и задержала выпуск пластинки с песней из фильма. Что и говорить, серьезная уступка.

Журналисты ополчились на мои тесные платья и глубокие декольте, на ту самую походку и голос с придыханием. Но я раз за разом видела одну картину: стоило выйти к микрофону, как зал замирал, в Блондинку впивались сотни глаз, словно желая проглотить живьем, чуть помедлив, я произносила: «Привет!» – и после секундной паузы слышался шквал аплодисментов! Что это было? Сейчас такого нет, сейчас толпа ревет с первых секунд и как-то иначе, а в те годы, когда Блондинка только начинала свое победное шествие, нет, даже не по экранам, а действительно по Америке, собравшиеся не вполне понимали, что Она произносит. Хайд был прав – достаточно просто появиться.