Боль мне к лицу (СИ)

«Бородатый, темный, сзади, бойся!» — сбивчиво шептал он, будто его мог услышать кто-то, кроме меня. Неторопливо обернувшись, я увидела профиль симпатичного мужчины. Небрежная щетина, темные волосы, красные джинсы. Меньше всего он был похож на маньяка, больше на студента — третьекурсника. Молодой человек обратил на меня свой взгляд, я застенчиво улыбнулась, а в голове творился форменный беспорядок. Теперь уже все четыре голоса кричали, что нам нужно бежать, спасаться, звать на помощь, пока не поздно, но я шикала на них, продолжая знакомство. Мы дошли с ним до аллеи в парке, и мне, несмотря на страх, до жути было приятно со своим спутником, Сергеем. К тому времени друзей у меня почти не осталось, и жгучий дефицит общения мог вылиться боком. Мы провели вместе час, поедая мороженое, договорились о новой встрече и расстались. Я отказалась от попытки проводить меня, запрыгнула в первый попавшийся автобус, ощущая себя, по меньшей мере, шпионом, после чего дворами добралась до бабушки. Петра Сергеевича дома не было, родители отняли у меня сотовый, и я чуть не довела до обморока бабушку, заставляя ее найти соседа любыми способами. Через двадцать минут мы дозвонились до его работы, еще через сорок минут он был у нас, и я рассказывала ему о нашем свидании в подробностях.

— Пожалуйста, если это все — таки не маньяк, если я ошиблась, не говорите о моем участии в деле, — в конце беседы слезно попросила соседа. Обидно было, что обративший на меня внимание парень — убийца, ведь кроме воплей шептунов, ничего больше не указывало на то, что он и есть тот человек, которого мы ищем.

На назначенную встречу Сережа не явился, искали его недели полторы, но описание, данное мною, помогло. Преступника задержали, он ранил дядю Петю и на первом же допросе сознался во всех деяниях. Следующей жертвой маньяка должна была стать я.

И столько лет спустя, мне снова придется делать то же самое — помогать в поисках убийцы. Только вот справлюсь ли я?

Глава 3

В чужом месте я осваиваюсь довольно быстро. Привычные вещи, вроде старой газовой колонки, умывальника с двумя фигурными вентилями кажутся поначалу настолько незнакомыми, будто я попадаю в иное измерение. В чем-то, так оно и есть. Прежде чем включать горячую воду на кухне, я застываю на миг, вспоминая, как совершать обычные движения, путаясь с бабушкиным домом: подносить ли спичку или автоматика сработает сама? К третьему разу я запоминаю, что достаточно просто повернуть кран.

Самое интересное место в квартире — шкаф с книгами. Они набиты настолько плотными рядами, что невозможно вытянуть их по одной; на двух полках выставлены коричневые корешки одинаковых серий, на остальных — стоят в разнобой. Классика, стихи Ахматовой и Цветаевой, которые я тут же откладываю на стул поближе к дивану; детективы, любовные романы, энциклопедии. Кажется, что содержимое набиралось без какого-либо порядка, либо хозяин этого богатства по-читательски всеяден. Радуюсь, что на ближайшее время я обеспечена развлечениями, совершенно забыв, что теперь есть телевизор, а за дверью квартиры — театры, кино, музеи, пусть я и отделена от них небольшой, но вполне преодолимой преградой. Книги по-прежнему ближе всего: жить чужой жизнью страницу за страницей оказывается привлекательнее всех прочих идей.

За перелистыванием творений своей тезки не замечаю, как проходит два часа и тринадцать минут. На душе так томительно и волнующе, будто я во влюбленной весне семнадцатилетней девушки. Прижимаю к себе томик, повторяя беззвучно последние прочитанные строки, и не шевелюсь, думая о своем. Мужской образ, появляющийся после любовных четверостиший, подозрительно напоминает хозяина квартиры.

На нижней полке лежат альбомы, я вытягиваю их с ощущением того, что сейчас буду подглядывать в замочную скважину. Темно-красная обложка из искусственной кожи с тонким слоем пыли озаглавлена выбитой золотом надписью «Фотоальбом. На память». Распахиваю первую страницу и окунаюсь в историю чужой семьи, — тонкой мамы со светлыми волосами, усатого кудрявого папы, двоих мальчишек с разницей года в два. Поначалу тяжело понять, кто из них Иван, настолько они похожи между собой, словно под копирку, и оба — отцовы дети. От него и черты лица, и в будущем — рост, телосложение.

Самые поздние снимки во втором альбоме дольше прочих притягивают взгляд. Все уже цветные, чаще — полароидные. Среди них встречаются и фотографии, сделанные в этой квартире, — ремонт другой, но балкон за спинами с кустами сиренью выглядит неизменным.

Мама меняет длину и цвет волос, отец — сбривает усы, постепенно лысеет; сыновья растут. За несколько страниц, наполненных кадрами, я будто с ними проживаю чужую жизнь. По очереди перестают мелькать на снимках сначала дед, а затем — обе бабушки, и я понимаю, что, скорее всего, их уже нет. Теперь я начинаю различать братьев — старший, высокий и худой Ваня, почти всегда серьезен, младший, пониже, с пухлыми щеками — с озорной улыбкой. Его имя я обнаруживаю на обратной стороне одного из фотоснимков, где стоит подпись «Выпускной Пети». Иван и Петр.