Боль победы

В душе у Шанти всколыхнулось теплое чувство к матери, и та, где-то далеко, как будто бы это ощутила – по нити, связывающей двух дракониц, прокатилась волна тепла и любви. Такая же нить, как ни странно, связывала Шанти с Андреем. Даже если они не могли говорить по мыслесвязи из-за большого расстояния, то чувствовали друг друга где угодно. Иногда доходило до смешного – только Шанти устроится поспать, а тут Андрею приспичит совокупиться со своей самкой! И на драконицу накатывала такая волна удовлетворения, сексуального возбуждения, что она начинала жалеть, что родилась не человеком. Она бы тоже хотела ощущать такие страсти, какие дано испытать людям.

У драконов, ей мать объясняла, все по-другому. Все более размеренно, все с расстановкой и осмысленно. И редко. Не как у людей. Шанти как-то высказала предположение, что, наверное, Андрей замучил несчастную Антану, терпящую его домогательства каждую ночь в таких маньячных объемах, так эти двое долго смеялись. Потом Антана, почему-то порозовев, шепнула ей, что такой мужчина, как Андрей, – мечта всех женщин. И что она частенько сама провоцирует его, лишь бы снова ощутить его тело.

Нет, Шанти не могла понять таких вулканных страстей, хотя иногда и завидовала людям – ей тоже бы хотелось испытать подобное. Ну, в крайнем случае, хотя бы попробовать, как это бывает…

Шанти хихикнула и прибавила ходу. Лететь было далеко, и надо успеть к утру. Не хочется, чтобы кто-то видел, как она пролетает над селами и городами. Официально драконов не существует. Они что-то вроде легенды. Нет их, и все тут. А откуда чешуя, которую время от времени находят люди? Ну-у-у… природные какие-то явления – ракушки, например. И вообще – чего пристали? Лучше займитесь делом – подоите коров или сена накосите! Примерно так.

Те, кто встречались с драконом, видели его, обычно молчали. Начнешь болтать, скажут – ненормальный. Обычно так и происходило с теми, кто утверждал, будто встречался с драконом. Допился, мол, до зеленых драконов. Так что не стоило своим легендарным видом вводить людей в смятение духа. Особенно зная, что где-то рядом с ними притаились неведомые старейшины, огромные, злые…

По дороге Шанти задержалась один раз: не смогла удержаться, увидев в прерии стадо антилоп – уж больно вкусно выглядели эти полосатые бестии.

Прихватив одну, весом килограммов под тридцать, молоденькую, жирненькую, она перекусила, с наслаждением ощущая, как к ней возвращаются силы. Все-таки, что ни говори, отвыкла летать на большие расстояния, а сегодня она пролетела… много. Счетчика расстояний у нее же нет…

По прикидкам скоро должна была быть на месте. Пришлось лететь вдоль береговой линии – город, в котором сейчас засел Гортус, находился на берегу моря, впрочем, как и большинство крупных городов Балрона. И это понятно – по воде легче доставлять грузы, а большие города требуют постоянного их подвоза.

На востоке, вдоль огромной реки Эмос тоже имелись крупные города, особенно возле золотых и серебряных россыпей. Возникновение этих городов, собственно, и связано с добычей драгоценных металлов, хотя россыпи и были не очень богатыми, а потому особого ажиотажа вокруг них не наблюдалось. За день человек мог намыть всего грамм золота, за добычей строго следили надзиратели, пресекающие воровство государственной собственности. Вся добыча драгоценных металлов испокон веков находилась в руках государства. Деньги же надо из чего-то чеканить, вот и заботилась империя о том, чтобы золото и серебро по возможности не утекало на сторону.

Нужный город – судя по карте, которую Шанти изучала перед вылетом, – показался под утро, когда небо уже серело, а очертания деревьев и даже листья на них легко рассмотрел бы любой человек, не только дракон с его ночным зрением.

Драконица, как только начало светать, поднялась на высоту двух верст. С земли в этом случае она будет казаться лишь темной точкой на небосводе, а может, и вообще станет незаметной в слепящих лучах солнечного диска.

Когда до города оставалось около трех верст, Шанти круто забрала к берегу и, сложив крылья, начала пикировать, целясь в прибрежную волну. В самой низкой точке она с хлопком раскрыла крылья и спланировала на берег, усыпанный беловатой галькой.

Бросив под куст мешок с одеждой и обувью, вошла в воду и с наслаждением поплыла в открытое море, приняв облик акулы. Мощный хвост взбивал волны, выметывая из них белую пену, ветер рвал горизонт – хорошо!

«Вот странно, – задумалась она, – дождь я ненавижу, а купание в морской воде – обожаю! Почему так? Может, мои предки были морскими ящерами? Но почему все-таки дождь мне так неприятен? Из-за того, что вода в нем пресная? Впрочем, не любой дождь ненавистен, а вот такой – затяжной, мерзкий. Гроза после яркого солнца, недолгая, шумная, снова сменяющаяся солнечными лучами, – вот это приятно. После нее и цветы пахнут сильнее, и травы… и дичь почему-то после грозы вкуснее – вероятно, наелась этих самых пахучих трав».