Потом пришли люди и в форме, и в штатском, и даже в белых халатах, говорили о каких-то пропавших женщинах с почты и из горгаза. И зачем-то хотели забрать моих девушек и мой, их, наш запах.
Я не давал.
Но со мной поступили грубо.
Отобрали нож.
Потом меня связали и, запихав в машину, увезли куда-то.
И теперь меня держат связанным какой-то длинной рубашкой.
Издеваются надо мной. Бьют.
Напускают на меня разных чужих запахов, от которых мне становится плохо.
А так хочется, чтобы было хорошо. Как тогда, в тот миг нашего знакомства.
Ивана
Быть потомком гения и приятно, и тяжело.
С одной стороны, раз ты потомок, значит и в тебе есть что-то гениальное.
Это приятно.
А с другой стороны, все смотрят на тебя и ничего гениального в тебе не видят.
Это тяжело.
Когда я, потомок Федора Михайловича Достоевского, познакомился с этой девочкой, мне уже шел шестой десяток. Я был женат, причем единожды, у меня была дочь, внук и два инфаркта.
Эта девочка приехала ко мне в Томск из Сочи со странным именем и желанием.
Звали ее Ивана (ударение на первой букве), а хотела она ни много ни мало, родить от меня ребенка – потомка Достоевского. Не важно кого, мальчика или девочку. Главное, родить от меня.
Она откуда-то узнала мой телефонный номер, позвонила мне прямо с вокзала, представилась, сказала кто она, сколько ей лет и попросила о встрече, заинтриговав меня каким-то важным сообщением с глазу на глаз.
И, хотя я уже давно не живу приключениями, меня этот звонок заинтриговал. Тем более в молодости я бывал в Сочи, а тут еще по телевидению то и дело идут сериалы о внебрачных детях.
Ну как тут не пойти. Я и пошел.
В нашем городе еще было прохладно, и люди были одеты тепло. Поэтому эта милая полураздетая девочка с южным загаром была очень заметна в серых стенах железнодорожного вокзала.
Даже очень заметна.
А она вела себя естественно, непринужденно и свободно, не замечая любопытных взглядов.
И я ее сразу узнал.
А она меня нет.
Я даже немного заробел подходить к ней. И даже решил уйти. Но она, видимо почувствовав это мое желание, прямо впилась в меня своими глазами.
Сколько в них было энергии.
И я к ней подошел и представился.
Она тут же выложила мне зачем приехала, что знает, что я женат и что у меня есть внук. Но она не может ждать так долго, пока внук вырастет (ему было полтора года). Мир нуждается в новом гении, и мы обязаны…
В общем, я, не ожидая такого напора, растерялся. Грешным делом подумал, что она предложит прямо здесь, сейчас сотворить нового гения.
И не знаю, как развивались бы события, но мне, видимо от этих предположений, сделалось плохо. Переволновался. Больное сердце.
Очевидно, я так побледнел и так судорожно стал шарить по карманам в поисках валидола, что не только она, но и люди на вокзале испугались и вызвали «скорую помощь».
Так я оказался в больнице.
И, конечно, Ивана поехала со мной. Потом примчались жена с дочерью и очень удивились, увидев у моей больничной койки юную загорелую девушку.
Мне не пришлось ничего объяснять. Все объяснила Ивана со слезами раскаяния и упреками в своей беспечности.
И в этом она была настолько чиста, что обид не возникло. Оставив меня под капельницей, мои женщины вместе с Иваной уехали к нам домой.
Вся моя семья приняла Ивану и полюбила. Да ее и нельзя было не полюбить.
Родилась она в Сочи.
Отца не помнит. Ей говорили, что отец ее сербский моряк. От него и это странное имя.
Мать продавала мороженое возле портового пляжа, там и познакомилась с красавцем моряком. Затем родилась она. Когда корабли Югославии еще заходили в сочинский порт, отец пару раз навещал молодую маму и дочь, а потом пропал.
Мать растила ее одна и по-прежнему продавала мороженое.
Ивана пошла в школу и, познакомившись с творчеством Достоевского, вбила себе в голову идею, что у нее должен быть ребенок от этого гениального писателя. Не от него самого, конечно, а от его потомка по мужской линии.
Чтобы легче было осуществить эту мечту, она даже одно время закружила роман с одним мальчиком. Но осторожно. Только для того, чтобы лишить себя девственности. А когда это произошло, она решительно прервала этот роман и стала усердно искать достойного потомка Федора Михайловича.
На грех я оказался единственный в России еще на что-то способный потомок-мужчина, правда теоретически, в наследственной ветви гения.
И вот поэтому она очутилась здесь.
В нашей семье.
А я в – больнице.