Более совершенные небеса

Папа Павел III, которому была посвящена книга, учредил Священную римскую и вселенскую инквизицию в 1542 году, то есть за год до публикации книги, в рамках кампании по борьбе с лютеранской ересью. Стараниями Ретика или Гизе его святейшество получил экземпляр «О вращениях». Он передал его личному теологу Бартоломео Спина из Пизы — префекту Священного и апостольского дворца. Однако Спина заболел и умер, не успев отрецензировать книгу, и эту задачу передали его другу и брату-доминиканцу Джованни Марио Толосани. В приложении к трактату «Об истине Священного Писания», изданному в 1544 году, Толосани называл покойного Коперника хвастуном и дураком, рискнувшим отойти от веры.

«Соберите людей, сведущих во всех науках, и дайте им почитать первую книгу Коперника о движущейся Земле и недвижимом звездном небе, — бросал свой вызов Толосани. — Несомненно, они обнаружат, что его аргументам не хватает прочности и их легко можно опровергнуть. Ибо глупо противоречить убеждению, принятому всеми очень давно по чрезвычайно веским причинам, если только скептик не использует более серьезные и неоспоримые доказательства, совершенно опровергнув противоположные доводы. О Копернике этого никак нельзя сказать».

Раскритикованная таким образом книга «О вращениях» на время избежала официального осуждения. Однако все работы Ретика, наряду с произведениями Мартина Лютера, Иоганна Шёнера и многих других протестантских авторов, в 1559 году попали в римский «Индекс запрещенных книг». Имя Петреуса в том же году было включено в прилагаемый список запрещенных печатников, что побудило некоторое количество католических фанатиков уничтожить свои экземпляры «О вращениях» из-за их связи с опальным издательством. К счастью, в 1564 году его имя из «Индекса» исчезло. Два года спустя, когда его родственник Петри выпустил свое базельское издание, несколько читателей-католиков покорно вырезали вошедший в него текст «Первого повествования» ножницами и ножами. Некоторые также удалили имя Ретика с титульной страницы, перечеркнув его или заклеив кусочком бумаги.

В протестантских краях, где Индекс не имел никакого веса, «О вращениях» все равно подвергалась нападкам по религиозным соображениям. Поэтому Кеплер отстаивал идею Коперника во вступлении к своей «Новой астрономии» 1609 года. Он утверждал, что Священное Писание то разговорным, то поэтическим языком говорит об обычных вещах, таких как видимое движение солнца в небе, «о которых у него нет цели учить человечество». Учитывая акцент Библии на спасении, Кеплер советовал читателям «считать Святой Дух божественным посланником и воздерживаться от того, чтобы без всякой причины тянуть его в область физического».

Галилей поддержал Кеплера в вопросе интерпретации Библии. «Я считаю, что целью Священного Писания было убедить людей в истинах, необходимых для спасения, — объяснял он свою позицию в 1613 году, — которые не могли бы сделать убедительными ни наука, ни какие-либо другие средства, а единственно голос Святого Духа. Но я не считаю необходимым верить, будто Бог, наделивший нас чувствами, речью и разумом, учил бы нас таким вещам вместо того, чтобы мы сами, с их помощью, познавали устройство природы. Особенно это относится к наукам, о которых в Писании лишь несколько слов, и особенно к астрономии, которой вообще не уделяется внимания, ведь в нем не упомянуты даже названия планет. Очевидно, что если бы священные тексты должны были учить людей астрономии, то они не обошли бы стороной этот предмет».

Галилей сильно расширил свои комментарии два года спустя, в 1615 году, в ответ на слухи о том, что инквизиция планирует внести «О вращениях» в Индекс. Обращаясь к великой герцогине Тосканы Кристине Лотарингской, он указывал на недальновидность такого действия:

«Запретить Коперника сейчас, когда его доктрина ежедневно подкрепляется многими новыми наблюдениями и учеными, читающими его книгу; после того, как это мнение долгие годы допускалось и терпелось, еще не являясь сильно популярным или подтвержденным, было бы, по моему мнению, противоречием истине и попыткой скрыть и подавить ее, обнаружившую себя так ясно и несомненно. Если не уничтожить и не запретить всю его книгу, а лишь осудить как ложные отдельные части, то это нанесло бы (если я не ошибаюсь) еще больший ущерб сознанию людей, поскольку позволило бы им увидеть доказанное утверждение, верить которому считается ересью. А запретить всю науку — едва ли не то же самое, что предать цензуре сотни отрывков Священного Писания, которые учат нас, что слава и величие Всемогущего Бога чудесным образом различимы во всех Его творениях и читаются в открытой книге Небес».

Галилео Галилей, философ и математик при дворе великого герцога Тосканского. Картина Оттавио Леони