Болевой синдром

— Макаров тоже ведь наверняка звонит и не может дозвониться. — Зырянов смотрит на чайник, стоящий на столе. — Предлагаю по чашечке кофе выпить и всем ехать в Москву. Олег Иванович в Калугу должен отправиться, а из-за нас, чувствую, опять дома останется.

Водитель успокаивается, подходит к столу, пьет крепкий кофе:

— А этот Макаров ваш тоже такой веселый? Если такой, то я его в Калугу хоть сейчас отвезу.

— Ты что, серьезно? — спрашивает Зырянов.

— Серьезней быть не может. Извозом кормлюсь. Туда он заплатит, из Калуги, знаю, тоже пустым не вернусь.

Зырянов вытащил из кармана три пятидесятидолларовые бумажки, оставленные Лаврентьевым:

— Хватит?

Водитель взял две:

— Вполне.

* * *

В два часа ночи «Москвич», под завязку загруженный коробками и сумками, тронулся от дома Макарова в сторону киевской трассы. Олег перед отъездом больше инструктировал не Женьку, а Аллу:

— Ты усмири его малость, он ничего не умеет, кроме как воевать. А надо протезом, наконец, заняться и вообще — дух перевести. Да, несколько дней лучше у меня поживите, Рамазану я не больно верю, может гадость какую-нибудь сотворить, а квартиру твою, Алла, его люди знают. Ко мне же он не сунется, обжечься побоится.

— Куда уж больше, — буркнул себе под нос Женька. О взрыве машины он Макарову ничего не сказал. Зачем? И Алла пусть не знает. Оно и вправду лучше, если она тут поживет…

— А когда вернусь — не знаю. С этим у меня — темный лес. Леся, Олежек, — по сути, заново жить начинаю. Ничего за спиной, все — впереди.