Болезнь Китахары

Но Лили словом не обмолвилась ни о поездке в Бранд, ни о выстрелах на карстовом поле, когда вечером встретилась в секретариате с Собачьим Королем и его телохранителем. Капитан назначил там совещание. Лили сидела в телевизионной комнате вместе с этим белобрысым типом и армейскими агентами из приозерных деревень (в том числе из Айзенау), и настроение у нее явно было не хуже, чем тогда, среди солдат в проходной Большого лазарета. Правда, на сей раз на столе лежал не меновой товар, а только газеты, иллюстрированные журналы — и игральные карты. Лили что же, не привезла с равнины ничего, кроме газет?

— Выиграла! Капитан приносит удачу. — Она помахала мятым веером банкнотов навстречу Амбрасу, когда тот с догом на цепи и в сопровождении Беринга вошел в голое, нетопленое помещение, где до сих пор каждую среду весь Моор вечером пялился на экран. Телевизор стоял на грубой деревянной консоли и сейчас был завешен полотнищем, на котором красовался портрет Стелламура. — Вон сколько выиграла... А вы? Вы остались без «Вороны»? Как дела?

— Устал я. — Амбрас рухнул на стул. — Устал.

— Кофе или шнапс? Или то и другое? — Лили подвинула к нему поднос, зазвеневший бутылками, рюмками и чашами.

— Воды, — сказал Амбрас.

— А вот собак не надо, — сказал капитан. Амбрас повернулся к Берингу и небрежным жестом намотал ему на запястье собачью цепь.

— Подожди за дверью.

Когда Телохранитель шел к выходу, Лили скользнула по нему пустым взглядом. Таща за собой дога, Беринг хотел по дороге прихватить со стола журнальчик, на обложке которого в слепящем блеске взрывалось солнце Нагой. Но один из агентов опередил его, цапнул журнал и торопливо перелистал дрожащими пальцами: искал снимок, который хотел показать Телохранителю, — темный разворот, хаос обугленных конечностей, безволосых обгорелых черепов, а на переднем плане, среди спекшихся обломков, — рука, костяная лапа.

— Монеты, — сказал агент, — монеты... жар был такой, что монеты расплавились у них в ладонях.

Нагоя, расколовшееся небо на другом конце света, град раскаленных камней и кипящее море, — что значили в этот вечер репортажи из капитулирующей империи, воспоминания, которые даже в здешней глухомани давным-давно промелькнули по телеэкранам и погасли, что все это значило по сравнению с организацией исчезновения, с эвакуацией приозерья и, наконец, с той огромной новостью, какую Лили привезла с равнины?

Лили?

Никто из агентов впоследствии не мог сказать, вправду ли эту новость привезла в Моор Лили, или она все ж таки прорвалась сквозь треск и шорохи из радиоприемника в секретариате, или, может, о ней упомянул капитан, а Лили потом просто первая громко и торжествующе сказала об этом за столом на совещании. Одно несомненно: в Мооре и вообще в приозерье именно Бразильянка была больше всех под стать этой новости. Рулевой «Спящей гречанки» в жарких дебатах с добровольцами вконец зарвался и объявил, что Бразильянка не просто привезла эту новость, но что это ее рук дело , у нее, мол, в Армии полно друзей и связи чуть не в верховном командовании, так вот она и добилась, чтобы издали тот самый приказ , который обитатели приозерья услыхали после совещания в секретариате и — зачастую недоверчиво — восприняли как последний акт стелламуровского возмездия, как расплату за сожжение «Вороны» или просто как сделку Собачьего Короля и этой контрабандистки: верховное командование там, на равнине, решило все транспортное установки и механизмы из моорского гранитного карьера, всякий паршивый кусок металла, когда-либо использованный на Слепом берегу, а теперь ржавевший под навесом у пристани, отправить пароходом в Бразилию. Все железо из каменоломни — за океан, в Бразилию!

В Бразилию? Да ну, чепуха, быть такого не может, толковали в деревнях, весь металлолом за океан?