Непосвященные испытывают непреодолимый страх перед самой возможностью таких чувств и используют это отвращение как основание недоверия к психоанализу. Полагаю, что они ошибаются. Речь не идет о принижении любви и любовных отношений, и у психоанализа не было и нет такого намерения. В наших помыслах и чувствах мы, разумеется, далеки от того, чтобы столь упрощенно связывать воедино любовь и ненависть, но поскольку природа использует противопоставление пары этих чувств, любовь должна быть всегда настороже, чтобы уцелеть и обезопасить себя от прячущейся за ее спиной ненависти. Можно даже утверждать, что прекраснейшими проявлениями нашей любовной жизни мы обязаны реакции на враждебные импульсы, которые время от времени просыпаются у нас в груди.
Подведем итог: наше подсознание так же не способно к представлению о собственной смерти, так же жаждет смерти чужака и так же амбивалентно в отношении близких людей, как то было свойственно доисторическому человеку. Как же далеки мы от этого первобытного состояния в наших привычных культурных установках!
Легко себе представить, как война вторгается в этот разрыв. Война срывает позднейшие культурные наслоения и обнажает погребенного под ними первобытного человека. Она заставляет нас снова становиться героями, неспособными верить в собственную смерть; она обозначает для нас чужаков и врагов, которым надо причинять или желать причинить смерть; она приучает нас не считаться со смертью близких нам людей. Войну, однако, невозможно упразднить; до тех пор, пока сохранятся существенные различия в условиях жизни народов, пока будет существовать ненависть народов друг к другу, будут существовать и войны. Но тогда возникает вопрос: не стоит ли нам смириться с этим и приспособиться к войне? Не надо ли нам признать, что мы, с нашим культурным отношением к смерти, уже отжили свой век и нам надо вернуться вспять и признать наконец непреложную, хоть и неприятную истину? Не лучше ли будет, если мы и в действительности, и в наших мыслях очистим для смерти то место, какое ей подобает, и хотя бы слегка выставим наружу то подсознательное отношение к смерти, которое мы до сих пор с такой тщательностью в себе подавляли? Конечно, это будет не бог весть какое достижение, наоборот, это будет шаг назад, регресс, имеющий, однако, то преимущество, что он примирит нас с горькой правдой и сделает нашу жизнь более переносимой. Сделать жизнь приемлемой – первейший долг всех живущих. Иллюзии бесполезны, если они этому препятствуют.
Вспомним старую поговорку:
Сейчас настало время видоизменить этот афоризм:
ОТЧЕГО ВОЙНЫ?
(1933)
Дорогой господин Эйнштейн!
Узнав, что Вы изъявили намерение пригласить меня к участию в обмене мнениями по одной теме, к которой Вы проявили большой интерес и считаете, что она достойна внимания многих, я с готовностью сразу же принял Ваше приглашение. Я ожидал, что Вы выберете проблему из пограничной области знаний, где физик мог бы встретиться с психологом на одной территории и обсудить проблему, используя каждый оригинальные подходы своей науки. Но, признаться, вопрос удивил меня: что можно сделать для того, чтобы исключить из жизни человечества такое зло, как война? Первым впечатлением была неуверенность в моей (я едва не написал: нашей) компетентности, ибо мне показалось, что это сугубо практический вопрос, решать который подобает государственным деятелям. Но потом я понял, что Вы подняли этот вопрос не как естествоиспытатель и физик, а как гуманист, откликающийся на призыв Лиги Наций, подобно Фритьофу Нансену, который занялся организацией помощи голодающим и лишенным отечества жертвам Мировой войны. Я также понял, что от меня ждут не практических предложений, но лишь освещения проблемы предотвращения войны с точки зрения психологии.
Но и по этому поводу Вы в Вашем письме сказали почти все, лишив, так сказать, ветра мои паруса, однако я с удовольствием последую за Вами в кильватере. Я готов согласиться со всем сказанным Вами и, насколько позволят мои знания и предположения, несколько расширить Ваше толкование.
Вы начинаете письмо с отношения между правом и властью. Действительно, это самый правильный исходный пункт нашего исследования. Но позволительно ли будет мне заменить слово «власть» более резким и жестким словом «сила»? Сегодня на наших глазах противостоят друг другу именно право и сила. Легко показать, что одно из этих понятий вытекает из другого, и, если мы вернемся к началам и посмотрим, какой из этих феноменов имел место первым, то решение проблемы придет без труда. Прошу извинить меня за то, что в дальнейшем тексте я буду говорить об общеизвестных вещах так, будто это какие-то новости. К этому меня вынуждает связность изложения.