Болезнь культуры (сборник)

Меланхолия ставит перед нами еще один вопрос, ответ на который нам не совсем ясен. То, что меланхолия может протекать довольно долгое время без серьезных видимых изменений, сближает ее со скорбью. Скорби требуется некоторое время для того, чтобы вернуться к реальности, после чего труд эго направляется на перенос либидо с утраченного объекта. Можно думать, что и при меланхолии эго занято приблизительно тем же. Здесь тоже отсутствует рациональное понимание хода событий. Характерная для меланхолии бессонница свидетельствует о ригидности состояния, о невозможности объединить, увязать друг с другом и удержать в сознании объекты обладания. Патологический процесс при меланхолии ведет себя как открытая рана, притягивая отовсюду энергию для концентрации на объекте (то, что мы при неврозах переноса называем «ответной концентрацией»), и доводит эго до совершенного опустошения, лишая его сна. Соматический и психогенно необъяснимый фактор меланхолии проявляется в заметном облегчении самочувствия в вечернее время. К этим рассуждениям примыкает вопрос о том, достаточно ли утраты направленности на объект эго (чисто нарциссическое расстройство) для возникновения клинической картины меланхолии и достаточно ли непосредственного обеднения и отравления либидо для такого заболевания.

Наиболее странной и требующей объяснения особенностью меланхолии является ее способность переходить в противоположное ей по симптоматике состояние мании. Правда, что такое случается далеко не у всех меланхоликов. Иногда меланхолия протекает с регулярными рецидивами, промежутки между которыми не окрашены манией или окрашены в очень легкой степени. В других случаях наблюдается регулярное чередование меланхолической и маниакальной фаз, выражающееся в формировании циклического помешательства. Можно было бы попытаться исключить психогенное объяснение этих случаев, если бы не их психоаналитическое исследование, в ходе которого была выявлена возможность психотерапевтического воздействия на подобные состояния. Таким образом, не только можно, но и необходимо распространить психоаналитическое понимание меланхолии также и на манию.

Не могу гарантировать, что такая попытка окажется успешной. Возможно, что она послужит лишь для верной ориентации в проблеме. Здесь мы имеем два отправных пункта – психоаналитическое впечатление и рационально обоснованный жизненный опыт. Многие психоаналитики соглашаются, что мания имеет точно такое же содержание, что и меланхолия, оба заболевания борются с одним и тем же «комплексом», которому при меланхолии эго полностью покоряется, а при мании – покоряет само или даже устраняет. Другую точку опоры дает нам опыт, говорящий о том, что все переживания радости, ликования, триумфа, – протекающие как в нормальной, так и маниакальной форме, – имеют рациональное обоснование. В гипоманиакальных состояниях чрезмерного воодушевления происходит обычно перерасход психической энергии, направленной сразу на множество предметов и расходующейся до полного истощения. Так бывает, когда бедняку, неожиданно получившему очень большую сумму денег, вдруг становится не нужно ежедневно заботиться о хлебе насущном; когда успехом завершается долгая и трудная борьба за существование, когда человек может одним махом покончить с удручающей нуждой и необходимостью выкручиваться из нее. Все подобные ситуации отличаются приподнятым настроением, невероятным радостным аффектом и готовностью к любым действиям, – то есть тем же, что присуще и мании, но совершенно не свойственно меланхолии подавленностью и заторможенностью. Рискну предположить, что мания есть не что иное, как некий триумф, только от эго остается скрыто, кто был повержен и что именно празднуется. К состояниям того же рода относится и алкогольное опьянение, когда оно сопровождается безудержным весельем. При опьянении речь, вероятно, должна идти о токсическом устранении издержек вытеснения. Среди профанов бытует мнение, что в таком маниакальном состоянии человек столь подвижен и деятелен, потому что он «в ударе» сегодня. Эту взаимосвязь необходимо опровергнуть. Упомянутое выше требование рационального обоснования психической жизни предлагает нам ошибочное объяснение, почему эти люди так веселы и так бесшабашны.

Если мы сведем воедино все сказанное, то получим следующее: при мании эго должно было преодолеть потерю объекта (справиться со скорбью или даже расправиться с объектом), и теперь вся сила концентрации чувств, которую при меланхолии эго обращает на себя, может быть израсходована манией как угодно. Больные с маниакальными состояниями отчетливо демонстрируют нам освобождение от объекта, от которого они пострадали, после чего с жадностью набрасываются на новые объекты, которыми стремятся завладеть.

Это объяснение звучит вполне разумно, но, во-первых, оно недостаточно определенно, а во-вторых, ставит новые вопросы и вызывает сомнения, на которые нам пока нечего ответить. Мы, однако, не хотим уклоняться от дискуссии, хотя и не ожидаем, что она сможет привести нас к истине.