Другой способ защиты от страдания осуществляется за счет переключения либидо, что становится возможным благодаря необычайной гибкости нашего психического аппарата. Задача заключается в таком смещении цели инстинктивного влечения, чтобы оно не встречало противодействия со стороны окружающего мира. Этому способствует сублимация влечения. Наилучших результатов достигает тот, кто умеет получать максимум психического и интеллектуального удовольствия от своей работы. К таким людям судьба обыкновенно бывает милостива. Удовлетворение такого рода, как радость художника, создающего произведение силой своей фантазии, или радость ученого, решающего сложную проблему и открывающего истину, имеет особое качество, которое мы когда-нибудь сможем охарактеризовать метапсихологически. Пока же можно, прибегая к наглядной аналогии, сказать, что эти радости кажутся нам «тоньше и выше», но их интенсивность слаба в сравнении с радостью от удовлетворения грубых первобытных влечений; они не потрясают нашу телесную сущность. Недостаточность этого способа заключается еще и в том, что он доступен очень немногим. В качестве предпосылки такой способ требует редких способностей и дарований. Но даже немногим избранным такой способ не предоставляет гарантированной защиты от страдания, он не выковывает для них непробиваемый стрелами судьбы панцирь и отказывает всякий раз, когда источником страдания становится само тело[102]
.Если уже при этом способе отчетливо выражено намерение стать независимым от окружающего мира и находить удовлетворение во внутренних, психических процессах, то эти же черты еще яснее проступают при следующем по счету способе. Здесь связь с реальностью ослабевает в еще большей степени, удовлетворение черпают в иллюзиях, которые распознаются именно как таковые, но при этом несовпадение их с действительностью не мешает получать от них удовольствие. Источником, откуда черпают фантазии, является воображаемая жизнь. В свое время, когда завершилось становление восприятия реальности, эта воображаемая жизнь уклонилась от испытания действительностью и осталась для мнимого осуществления неисполнимых желаний. На первом месте среди этих желанных фантазий стоит наслаждение произведениями искусства, наслаждение, которое дает созерцателю с помощью художника самому приобщиться к творчеству[103]
. Кто восприимчив к чарам искусства, тот знаком с источником удовольствия и утешения, до сих пор недостаточно оцененным. Но мягкий, поверхностный наркоз, в который погружает нас искусство, является не более чем мимолетным бегством от тягот реальной жизни; эта эйфория недостаточно глубока, чтобы заставить нас забыть о наших реальных бедах и невзгодах.Намного сильнее и основательнее действует другой способ, способ, который видит своего единственного врага в реальности, каковая является источником всех бед и страданий, реальность, непригодная для жизни, с которой надо порвать все связи, если человек хочет быть хотя бы отчасти счастлив. Отшельник поворачивается к миру спиной, не желая впредь иметь с ним дела. Но человек может пойти еще дальше, он может переделать мир и вместо реального мира создать свой собственный, самые неприемлемые черты которого устранены и заменены желанными чертами и свойствами. Тот, кто в отчаянии избирает этот путь к счастью, как правило, не достигает ничего; действительность оказывается для такого человека слишком сильным противником. Тот, кем овладевает такой бред, может сойти с ума, если не получит вовремя действенную помощь. Правда, такой человек будет утверждать, что каждый из нас – остальных – ведет себя как параноик, и станет упорно подгонять под желаемую картину те стороны жизни, которые не приносят ему страданий, внося этот бред в реальную жизнь. Особое значение приобретают случаи, когда большое число людей совместно предпринимают попытку создать себе гарантированное счастье и защиту от страданий с помощью бредового извращения реальности. Религия является весьма характерным для человечества проявлением такого массового бреда. Естественно, те, кто приобщен к этому бреду и верит в него, не распознают его как таковой.