Болезнь неведения (Введение в психофизиологию неврозов)

В последние годы ученые много говорят о профилактике перенапряжения нервной системы, о дисциплине и воспитании чувств. Но что означает «профилактика» по отношению к эмоциональной сфере? Как повлиять на нежелательные чувства, которые возникают непроизвольно и не подвластны прямому волевому усилию? Об этом существующая литература практически молчит.

Я полагаю, что книга окажется полезной не только для лечения, но и для предупреждения невротических расстройств, для устранения ненужных, подрывающих здоровье конфликтов. Невроз — классическая «информационная болезнь».

Лекарства, закаливание, лечебная физкультура — важные, но вспомогательные средства. Главная роль в борьбе с человеческими неврозами принадлежит информации.

Кому не стоит ее читать

На всю жизнь я запомнил тщедушного мальчишку, с которым предпочитали не связываться отборные силачи нашего класса. «Уйди, покалечу, — вопил он во время драк, зажав в руке булыжник, — я за себя не ручаюсь».

«Псих, — говорили о нем ребята, — убьет и отвечать не, будет. У него справка из психоневрологического диспансера».

А «псих» бесчинствовал. Ему ничего не стоило оскорбить учителя, швырнуть книгой во время урока в классную доску. Когда приходили завуч или директор, «псих» начинал трястись, плакать, продолжая выкрикивать бранные слова, немыслимые в присутствии взрослых. Почему-то его не исключали, и каждый новый скандал только усиливал ореол исключительности этого малолетнего тирана. Однажды к нам в класс пришел новичок. Он не был ни смелее, ни крепче других, он просто не знал, что в классе есть «псих». В первой же стычке, когда скандалист выхватил перочинный нож, новичок вывернул ему руку и деловито стал возить «психа» носом по крышке парты. Потом повернулся спиной и, не оглядываясь, пошел на свое место. Класс замер: сейчас произойдет непоправимое, «псих» ударит новичка ножом… Но этого не случилось. Жалкий и растерянный, гроза школы сидел за партой, хлюпал носом и выкрикивал угрозы, в которые не верил сам. Почему-то он не мог взвинтить себя, довести до привычной, безотказно влияющей на других, истерики. А лезть в драку вот так, без «нервов», не видя вокруг побледневших и посерьезневших мальчишеских лиц, было глупо.

Так я впервые познакомился с эксплуатацией «нервности».

Разумеется, у взрослых и действительно больных людей все обстоит гораздо сложнее. Маленький скандалист, по всей вероятности, вообще был здоров, он просто «работал под психа», спекулируя на страхе своих одноклассников.

Взрослый невротик не симулянт и не притворщик. Он болен, и подчас испытывает тяжелейшие страдания. Но нередко обстоятельства складываются так, что болезнь дает человеку определенные преимущества в семье, на работе, перед лицом закона и общества.

«Нервный ребенок», — шепчутся родители, оставляя без наказания эгоистическую, наглую выходку. «Нервный человек», — решают на работе и освобождают сотрудника от дополнительных нагрузок. «Он такой нервный», — говорит жена, объясняя знакомым хамское поведение главы семейства. А «сплошной комок нервов», смахнув со стола тарелку, укладывается на кушетку. Страдальческое лицо, папироса, предупредительная тишина в доме…

«Бегство в болезнь» имеет много разновидностей и диктуется разными причинами. Иногда они очевидны, иногда глубоко скрыты от самого больного и окружающих его людей.

…Мальчик рос в обеспеченной и нескладной семье. Родители часто ссорились, а потом разошлись. Мать надолго уезжала в экспедиции. Возвращаясь, она баловала сына, попустительствовала его поступкам. Он поздно ложился спать, запоем читал приключенческую литературу. Появились головные боли, бледность, раздражительность. Вместе с «болезнью» пришли не только врачи и лекарства, но и право пропускать школу, валяться в постели с интересной книжкой, отлынивать от занятий. Легкое чтиво сменилось увлечением машинами. Подросток садился в чужую машину, проезжал несколько кварталов и бросал ее на мостовой. Очень скоро его поймали и привлекли к суду. И вот тут-то обнаружилось еще одно замечательное качество болезни. Заключение невропатологов освободило юношу от наказания. Может быть, в этот момент человеку нанесли заключительный удар.

А болезнь (я уже не беру ее в кавычки!) прогрессировала. Теперь даже студент, не колеблясь, поставил бы подростку диагноз тяжелой истерии. Юноша жил в постоянной атмосфере двух господствующих ощущений: своей очевидной неполноценности (от которой он по-человечески страдал) и исключительности своих особых прав на внимание, сочувствие и послабления. Жизнь шла мимо него. Товарищи кончили школу, работали и учились. Он не работал, не учился и жил на содержании у матери. Он мог бы проникнуться отвращением к своему бессмысленному существованию, если бы не… болезнь. Болезнь оправдывала все: безделье, никчемность, паразитизм. Он научился жалеть себя вместо того, чтобы презирать. О, лживое самоутешение, порожденное болезнью и роковым образом питающее эту болезнь!