Болезнь Паркинсона. Диагностика, уход, упражнения

Здесь проявляется сходство с наркотическим воздействием, которое весьма опасно. Но в случае, когда организм производит их сам, он их быстро разрушает. Группа французско-итальянских ученых провела опыты на мышах, которым выключали рецептор с геном, ответственным за прием апиоидов. Их мозг продолжал производство апиоидов, но они не находили возможности быть куда-либо принятыми и оставались без соответствующего взаимодействия. Обычного эффекта не последовало.

Экспериментальные мыши вели себя так же, как и другие мыши, их аппарат чувствительности работал нормально: они испытывали страх от холода, шорохов и звуков, от незнакомых запахов, особенно запаха самцов. Но только на очень важный раздражитель – запах матери, точнее, запах ее меха, они реагировали иначе, чем другие. Они вообще его не чувствовали.

Очевидно, они совсем не чувствовали заботу матери: связь между двумя – детьми и матерью – отсутствовала, ибо в цепи не хватало одного звена – эндогенного апиоида, который, являясь связующим, не мог быть принят рецептором вследствие отсутствия последнего[9].

Исследователи предполагают, что это распространяется не только на взаимоотношения мышей, но и на социальные связи между матерью и детьми. «Разрушение функционального взаимодействия рецепторов и эндогенных апиоидов может вести к аутизму – состоянию психики, характеризующемуся преобладанием замкнутой внутренней жизни и активным отстранением от внешнего мира»[10].

С этим выводом соглашается невролог Джак Панксепп, который уже давно отметил подобную особенность. Он является и автором самой идеи. Но в существующих и недавно опубликованных материалах он видит и нечто другое: «Важно то, что наши молодые люди теплоту человеческой любви ищут в фармакологических препаратах – наркотиках, если они не получают ее в реальной жизни».

«Социальная реальность или сеть социальных связей», – это все суть осторожные формулировки, которые становятся для нас более ясными из опытов на мышах при экстраполяции их на человеческие отношения.

Конечно, приходится допускать, что социальные связи человека совсем другие. Мышата вырастают в, так называемых, «коммунах», в которых центральную роль играет не только мать, но также и «тети». Социальные связи, которые возникают между людьми и первыми впечатлениями от общения матери и ребенка не существуют у мышей.

Может поэтому в поединке со смертью, в кульминационный миг человеческих мук, где существует только один побежденный, последний вместе с дозой эндогенного апиоида, вызывающего эйфорию, успокоение, заглушение физических страданий, так жаждет человеческого присутствия при своих последних вздохах, теплоты рук любимого, его последних пожатий. Именно этого ему не хватает в социальных институтах, когда он, отгороженный занавесками или простынями от окружающего мира, умирающий, предоставлен самому себе, когда некому даже утереть капельки пота с его лица или сказать слова утешения.

Конечно, контакт с умирающими больными – работа не для всякого человека и не для каждого дня. Наступает притупление чувств, косность, рутина. Человеческая жизнь перестает цениться, что особенно характерно для общества с постоянной сменой критериев человеческого достоинства, да и самой жизни.

Конечно, болезнь БП – не смертельный приговор. Но она означает пожизненное пребывание в ограниченном пространстве, уготовленном судьбой, которое непрерывно уменьшается со временем. И это правда, правда, которую должны знать больные, с которой они должны жить и бороться за жизнь, одновременно осознавая ужас, что знают ее.