В то время я служил в подкомитете Палаты представителей и расследовал скандал с телевикториной. Для кабинетного социалиста вроде меня дело было просто идеальным: коммерческая махинация общенационального масштаба, эксплуатация невинной публики, изощренное корпоративное сутяжничество — одним словом, старая добрая капиталистическая алчность. И, конечно же, орешек, который мне надо было раскусить — Шарлотан Ван Дорен. Такой характер, такие мозги, такое обаяние школьника и такая искренность — стопроцентный американец, короче говоря. И вдруг выясняется, что он мошенник. Ну, что ты об этом знаешь, языческая Америка? Супергой — и вдруг
Да, в Вашингтоне я был просто счастлив. Я усиленно копал под белого хозяина, подрывая его авторитет и пятная его репутацию, одновременно трахал аристократическую красотку, чьи предки высадились на американский континент в семнадцатом веке. Феномен известен под названием «Ненавижу Гоев, Обожаю Шикс».
Почему я не женился на этой красивой и восхитительной девушке? Помню, с какой гордостью она — в темно-синем костюме с золотыми пуговицами — наблюдала с галерки для зрителей за тем, как я веду первый публичный перекрестный допрос этого скользкого типа… Я тоже выглядел весьма впечатляюще для первого появления на столичной публике: хладнокровный, упорный, логичный, со слегка учащенным пульсом — и всего двадцати шести лет от роду! О да, когда я располагаю козырными картами, то вам, аферистам, нужно быть начеку! Меня невозможно обвести вокруг пальца, когда я на четыреста процентов уверен в своей правоте!
Почему я не женился на Саре? Ну, во-первых, этот ее жаргон выпускницы закрытого пансиона. Я его просто терпеть не мог! «Хвалиться харчами» вместо «блевать», «крутняк» вместо «хорошая вещь», «тащиться» вместо «чувствовать себя хорошо», «дятел» вместо «сумасшедший»… Да, еще «
Что в постели? Ничего особенного: никакой акробатики, никаких чудес ловкости. Как мы трахались в первый раз — так и продолжали трахаться — я наступал, она сдавалась. Но жару мы на фамильной кровати Молсби (с пологом на четырех столбиках красного дерева) давали — дай Бог. Единственным нашим дополнительным источником наслаждения служило огромное — в полный рост — зеркало, вделанное в дверь ванной.
— Взгляни, Сара, взгляни… — шептал я ей на ухо, прижимая ее к себе.
Сначала она стеснялась, скромничала и смотрела в зеркало только потакая моей прихоти, однако потом пристрастилась и следила за нашим отражением испуганно-возбужденным взглядом. Интересно, она видела то же, что видел я?