— Как ты смеешь ко мне лезть со своим вином, собака! Со мной шутки плохи! Да я за длинный твой язык с тебя пятьсот грошей возьму.
— Я малость выпил, не сердись, хаджи. Угостить тебя я хотел так просто, от любви. Не хочешь — не надо. Я и сам выпью. За твое здоровье, хаджи! Эх, славно! Сладкая, как мед, а крепкая — ножом режет. Ты, хаджи, не сердись, должен я тебе триста рощей. Неужто за два слова двести грошей слупишь?
— Двести — или триста — знай помалкивай. Слышишь, осел проклятый! Нализался, как свинья, да еще бубнит тут… Ты знаешь, кто я? Не принесешь через две недели пятьсот грошей, копейка в копейку, потолкуем тогда, сколько твоя хата стоит!
— Хаджи, если я веселый, ты не думай, что я пьян. — От таких разговоров Велчо и в самом деле почти совсем протрезвился. — Я помню, как мы уговорились. Ты дал двести шестьдесят три гроша. Верно? С нами тогда и Велчо Цуцунгер был, он за меня еще поручился. Видишь, хаджи, я все помню. Даже какие деньги были — помню. Четыре меджидии, а остальные бешлики и цванци. Еще два бешлика были фальшивые, я их тебе вернуть хотел, а ты меня обругал. Так это было? Уговорились мы тогда, что вместе с процентами я тебе триста грошей должен, верно? Так тогда и записали, правильно, хаджи?
— Записали! Вот посадят завтра в каталажку, увидишь, что написали! За красивые глаза, что ли, мне два с половиной года столько денег ждать, лодырь, разбойник!
— Да нешто я виноват, хаджи? Рыжий вол у меня зимой сдох, вот и ушли все деньги, что собрал, да еще занимать пришлось. Видно, против бедного и бог идет, Я, хаджи, не разбойник, после Димитрова дня все отдам. Продам теленка и отдам долг. Ты меня не ругай, хаджи. Ты чорбаджия, а я бедняк, да ведь и я человек.
— Молчать, осел проклятый, вон тебя сейчас отсюда вышвырну. Давай сюда деньги, немедленно выкладывай, слышишь? Подавай пятьсот грошей, или и тут же за Нойо пошлю, он живо тебя в тюрьму доставит. Продавай, что хочешь — корову, вола, хоть жену, — а деньги, деньги чтоб тут были, слышишь! Мошенники, съели меня, разорили! Делаешь им добро, как людям, а поди потом получи с них! Да еще языки распускают, собаки! Сейчас же выкладывай пятьсот грошей!
Бедняга Велчо совсем растерялся. Последние остатки хмеля слетели с него, и он не на шутку струсил. Что станешь делать? Упрячет хаджи в тюрьму, и вся недолга. А там продаст за долг, что захочет, И он смиренно стал оросить его:
— Смилуйся, хаджи, не делай этого. Если чего лишнего сболтнул, выпил я, — не каждое лыко в строку. Неужто ты за слово какое так со мной поступишь? Помилосердствуй, хаджи, прошу тебя. Ждал столько — подожди еще месяц, пока продам теленка. Триста грошей тебе мало? Так я за просрочку отработаю день-другой на волах, будешь доволен. А то как можно: четыреста грошей, пятьсот грошей! Грех это перед богом.
— Что? Перед богом грех? — заорал хаджи Донко.
Униженные просьбы Велчо чуть было не смягчили его, но, услыхав упреки, он опять взбеленился.
— А что ты мне три года такую пропасть денег не отдаешь — это не грех? Думаешь, деньги у меня на полу валяются! Знаешь, сколько я на них сделать мог за это время? Молчать! Чтоб сегодня или завтра утром эти пятьсот грошей были у меня!
— Давай поговорим по-хорошему, хаджи. Ты мне дал двести шестьдесят три гроша, верно? Договорились мы, что с процентами будет триста. За задержку так и быть день-другой отработаю. Но за то, что я два года не отдавал двести пятьдесят грошей — те два бешлика, что фальшивые были, не в счет — пятьсот грошей с меня требовать, это, хаджи, правду тебе скажу, не только перед богом грех и перед людьми срам! Как скажешь, дед Славчо?
— Известно, срам это, — проговорил дед Славчо.
Сначала, когда хаджи сцепился с Велчо, дед Славчо почти не слушал их. «Зачем хаджи с ним связывается? — думал он. — Не видит, что пьян человек?» Но когда хаджи уже не на шутку разорался на Велчо, а тот стал упрашивать его, дед Славчо послушал, послушал и… призадумался.
Он знал Велчо как хорошего и работящего человека. Лет десять назад тот недолгое время пас у него овец, и дед Славчо остался им очень доволен. «Хлеб он даром не ел, и деньги я ему не зря платил», — говорил он.
И всегда потом, как только видел Велчо, расспрашивал о житье-бытье, о детишках, а когда встречал в корчме, угощал вином. «Хороший человек, — отзывался он о нем, — работает, как вол, веселый, люблю таких». Как-то дед Славчо продал Велчо вола в пару тому, который у него уже был; полтора года ждал денег, и Велчо заплатил все до копейки. В другой раз продал зерно для посева — Велчо и за него расплатился честь честью. Последнее время дела у Велчо пошли плохо, и дед Славчо часто звал его к себе, когда требовался работник, и очень сочувствовал ему. Иногда давал ему деньги вперед за отработку, и Велчо по первому зову деда Славчо бросал свои дела и работал у него за двоих.