Болгары старого времени

Брычков скитался по Браиле. Из своих старых знакомых он встретил только Хаджию, поселившегося в лачуге у какого-то каменщика. Тут же приютили и Брычкова. Днем Хаджия работал на пристани, а к ночи приходил и делил заработанный хлеб с другом. Но не всегда ему удавалось достать, работу, а значит и хлеб. Зимой на пристани работы было маловато. Тогда они голодали оба.

— Почему ты не напишешь отцу, чтобы он выслал тебе денег? — спросил его как-то Хаджия. — Так и будешь голодать все время?

Брычков нахмурился.

— Отцу я писать не смею и не хочу ни о чем просить.

— Почему?

— Не могу.

— Почему не можешь? Разве ты ему не сын?

— Стыдно мне.

— Стыдно?.. — удивился Хаджия. — А голодать, по-твоему, лучше?

— Лучше… Я ушел от него не спросясь. А теперь стану просить: папа, пришли мне денег?! Как это получится? Нет, не могу… Лучше умру с голоду…

— Что же ты будешь делать?

— Буду работать, на любую работу пойду.

— А в Свиштов не вернешься?

— Нет, это невозможно. Теперь я на подозрении у турок, и они посадят меня. Уж лучше оставаться здесь, на свободе.

— Но ты не привык к такому житью.

— Ничего, привыкну. А потом… должно же что-то произойти. Я жду этого.

Хаджия взглянул на него с недоумением.

— Если образуется новый отряд, — объяснил Брычков, краснея, — я переправлюсь с ним в Болгарию.

— Новый отряд? Не верю я в это.

— Я об этом слышал в Свиштове. А разве мы не будем драться с турками?

Хаджия призадумался.

— Если организуется новый отряд, я тоже в него вступлю… Почем знать, может быть так и будет… Говорят, что Панайот скоро вернется из Сербии. Возможно, как раз для этой цели. Коли умирать, так по крайней мере знать, за что. А здесь жизнь собачья, — добавил Хаджия и сплюнул.

— А где Македонский?

— В Молдавии. Говорят, стал управляющим у какого-то помещика.

— А Попче?

— Попче взял к себе один огородник с условием, что он ему поможет сажать лук. Остальные работают где-нибудь или голодают, как мы с тобой. Это не жизнь, а каторга. Собачья жизнь. Лучше в отряд. Я все еще берегу свое оружие. Не продаю его.

Вдруг Брычкова осенила счастливая мысль:

— Ну, брат, и дураки же мы с тобой! Голодаем столько дней и не видим, что можем легко раздобыть денег.

Хаджия оживился.

— Где? — спросил он поспешно.

Брычков показал на свою одежду.

— Видишь, эта куртка еще совсем новая и штаны хорошие… Я их купил перед самым отъездом сюда. Да еще часы! За них можно взять не меньше пятидесяти франков.

Хаджия пришел в восторг.

— Браво! Ну и ослы же мы были! То есть… я не посмел тебе сказать. Ну, пойдем же скорей.

И, насвистывая песенку: «Мы богатства не хотим, нам не нужно денег», — он тотчас же потащил Брычкова на толкучку, где торговали старой одеждой.

Наутро Брычков преобразился. Теперь на нем была обтрепанная по краям куртка с засаленным воротником неопределенного цвета; старые, протертые на коленях штаны, обшитые внизу кожей, и вместо ботинок стоптанные солдатские сапоги. От прежнего наряда осталась только шляпа — подарок знаменосца.

Он был оборван, зато сыт.

Друзья немедленно изменили свой образ жизни. В небольшой гостинице они сняли комнату с двумя кроватями и стали обедать в ресторане. Каждый день они кормили за свой счет двух-трех хэшей. Хаджия даже заплатил за какого-то товарища небольшой долг. Брычков снова повеселел. Он сочинил патриотическую песенку и пел ее по вечерам у себя в комнате, а при встрече с молодой служанкой шутил с ней и заигрывал. Молодость всегда побеждает уныние. Пролетело несколько веселых, очень радостных дней, а вместе с ними пролетели и франки.

Однажды вечером раздался стук в комнату. Распевавший Брычков остановился и громко крикнул;

— Entrez!^{58}

Вошел содержатель гостиницы. Лицо его было строго.

— Извините, — сказал он с холодной вежливостью, — я помешал вам петь…

— Ничего, ничего, — ответил Брычков. — А что вам угодно?.

Хозяин язвительно рассмеялся.

— Что может быть мне угодно от моих жильцов? Чтобы они платили аккуратно, вот и все.

Брычков обиженно посмотрел на него.

— Но ведь я плачу.

— Да, но с прошлого воскресенья вы не заплатили ни копейки. А вам известно, что платить полагается каждые два дня.

Смутившись на минуту, Брычков нашелся:

— Будь покоен, я заплачу.

— А чем? Песнями? Вещей я что-то не замечаю у вас. Извините меня, но вы должны заплатить сегодня же и за себя и за товарища… Видите ли, меня уже много раз надували… тоже хорошие люди были, и даже поэты, вроде вас… Так полагается — надо платить.

Брычков вспыхнул от гнева. Он сунул руку в карман, где у него лежали последние четыре франка, но, вынув какую-то мелочь, остолбенел.

— Платите двадцать восемь франков, — холодно глядя на Брычкова, требовал хозяин.

— Меня обокрали у вас! — воскликнул Брычков.

— Старая история, знаю я эти штучки… Платите двадцать восемь франков.

— У меня нет их. Как же я заплачу?

Брычков оказался в крайне затруднительном положении. Он все поглядывал на дверь в надежде, что появится Хаджия, а там уж видно будет, что делать дальше. А хозяин стоял у двери и ждал ответа.

— Платите же!

— Мне нечем платить.

— Ну, так я передам вас полиции, как жулика и мошенника. Знаю я вашего брата, все вы…