Болгары старого времени

— Посмотрим, осталась ли в тебе хоть капля прежней молодости, сват, — сказал Хаджи Генчо дедушке Либену.

— Э, Хаджи, обо мне не беспокойся: я лицом в грязь не ударю.

Дедушка Либен закрутил усы и вихрем закружился по комнате. Загорелась старческая кровь, жилы надулись, лицо стало, красным, как рак, пот полил градом. Дедушка Либен помолодел по крайней мере лет на тридцать.

Полюбуйтесь, как он вертится на одной ноге и приседает, покрикивая:

— Ха-ха-ха! Хай-де-де-де! Ицу-цу-цу?

Дедушка Либен исполнял старинный посадник со всеми его археологическими подробностями.

— Ты устал, сват. Отдохни немножко, — сказал Хаджи Генчо.

— Что ты, Хаджи! Я только начинаю.

— Ну и молодчина дедушка Либен. Просто юнак из юнаков! — воскликнул копривштицкий торговец ситцем Петко Габа. — Пляшет лучше всякой самодивы.

— Больше не могу, — промолвил Хаджи Генчо, высуня язык.

— Садись, коли так, отдохни, Хаджи, а я попляшу с этим вот сопляком, который смеется над стариками: говорит, что они не выдержат, упадут. Вставай, молокосос, пляши с дедом Либеном, — обратился дедушка Либен к парню с черненькими усиками.

Он плясал до тех пор, пока бабушка Либеница не подошла к нему и не сказала:

— Довольно, Либен. Теперь девушки поплясать хотят. Надо на них посмотреть.

— Ну, довольно так довольно! Пляшите, девушки, пляшите себе на здоровье! — сказал он девицам, почему-то погрозив им пальцем.

Девушки, женщины, парни, даже старики высыпали на двор, стали полукругом и пустились в пляс. Посаженая мать вывела во двор невесту, и та, поклонившись сватам, присоединилась к хороводу. Когда сваты развеселились, пошли плясать и бабушка Либеница с Хаджи Генчовицей.

У дома Хаджи Генчо собрался весь околоток, если только не все село, — посмотреть на хоровод: кто залез на забор, кто на деревья и крыши; старухи, девчонки, мальчишки прильнули к щелям в заборе. Старухи глядели так, как кошка глядит на чирикающих на плетне воробьев, заранее облизываясь при мысли о добыче, которая рано или поздно достанется им.

Лила и Павлин сияли от счастья. Их родители и родственники тоже веселились от всего сердца. Да сказать по правде, счастливы были все участники торжества: на хорошеньких лицах девушек, раскрасневшихся лицах мужчин и женщин, морщинистых лицах дядюшек, бабушек, тетушек, свояков и своячениц была написана радость.

Досыта наплясавшись, все выпили еще по одной и всем скопом отправились в дом дедушки Либена. Шествие двигалось по улицам под пение цыган:

Гей, Иванчо, житель белоградский!
Оглянись: твой Белоград пылает.
«Пусть горит, пускай навеки сгинет!
В Белограде жил я три годочка.
В первый год коня там заработал,
На второй ружье себе добыл я,
Третий прожил ради милей сердцу
И послал к родным девицу сватать».
«Пусть он ждет, — родные отвечали, —
Ждет-пождет, пока наступит осень».
Стал я ждать: чуть осень наступила, —
Вновь послал к родным девицу сватать.
«Пусть он ждет, — родные отвечали, —
Ждет-пождет, пока весна наступит».
Стал я ждать — и в первый день весенний
Вновь послал к родным девицу сватать.
«Пусть не ждет, — родные отвечают. —
Мы ее со Станком обручили.
Он же пусть на свадьбе кумом будет».
Пели мне невестины подружки,
Красные им вторили девицы:
«Кум, венчай невесту не вздыхая,
Не вздыхая и не проклиная!»
«Не вздыхаю я, не проклинаю, —
Сердце мое стонет, проклинает».

У дедушки Либена происходило то же, что и у Хаджи Генчо. Гости разошлись около полуночи.

VI. Разрыв

Дедушка Либен сидел на балконе и рассеянно смотрел на гору, а кот царапал острыми когтями его рукав, добиваясь, чтобы хозяин приласкал его, сказал ему:

«Экий ты плут, экий баловной котишка».

Увидев, что хозяин даже не смотрит на него, кот обиделся, отошел на несколько шагов, выгнул спину дугой, поцарапал ковер, умыл себе мордочку, полизал лапки и опять подошел к дедушке Либену. Но дедушка Либен потерял терпение и оттолкнул его локтем. Васька до того рассердился, что побежал на крышу искать себе другую компанию. Одним словом, дедушка Либен был не в своей тарелке и на что-то сердился.