Болгары старого времени

На следующий день прибыли новые силы. Повстанцы, бежавшие после Панагюрского^{83} восстания, старые хэши, ветераны 1862 года^{84} и участники партизанских боев 1867–1868 годов, огородники, каменщики, лавочники и рабочие спешили из всех углов Румынии в Бухарест, чтобы переправиться оттуда в Сербию. Они торопливо покидали свои дома и шли на опасное дело, которое могло привести их к смерти либо навсегда преградить путь в Болгарию, где оставались все их привязанности. Сейчас они шли навстречу неизвестности, бросались в пучину бедствий. Ради чего? Чтобы помочь делу освобождения своей родины. Кто их гнал? Что их заставляло идти на такое самопожертвование? Корысть? Тщеславие? Нет, столь низкие побуждения были им чужды. Ими владело другое: дух времени, тот самый дух, который, выдвинув из недр исстрадавшегося народа Болгарии столь великих сынов, вписал в нашу, историю так много славных страниц об их героизме и самоотверженности. Это было время самопожертвований, когда в великих муках рос невиданный героизм. Патриотическая струна в каждой израненной болгарской груди была столь нежной, столь чувствительной, что малейшее прикосновение к ней приводило ее в трепет и рождало сказочную музыку.

Несчастные скитальцы, забытые Болгарией, брошенные на произвол судьбы, заслышав стоны своей родины и призыв к борьбе с тиранами, молодели душой, загорались и торопились принести на алтарь отечества имущество и покой. А те, кто не имел ни имущества, ни спокойной жизни, могли пролить за родину свою кровь. При сообщении о войне всех их обуяла одна страсть: продавали, бросали, дарили, уничтожали все свое достояние, чтобы не думать ни о чем, кроме Болгарии, как некогда, если можно привести такое сравнение, сделали воины Александра Македонского, которые сожгли на азиатском берегу свои корабли, чтобы не думать о возвращении.

Теперь все это кажется нам невероятным.

Через три дня Говедаров провожал на Бухарестском вокзале многочисленные дружины хэшей, желая им победы и благополучного окончания войны.

Поезд тронулся, и мятежная песня слилась с грохотом и стуком колес.

Счастливое было тогда время!

XVI

Война тянулась почти четыре месяца. Между войсками двух воюющих сторон еще не было, ни одного значительного столкновения. Медлительный Абдул-Керим-паша все еще не находил удобного момента, чтобы испробовать свои силы и перейти к решительным действиям. Отважный Черняев, предвидя возможность поражения, не хотел рисковать малоопытным, необстрелянным сербским ополчением. В то же время турецкие башибузуки свирепствовали — жгли, вырезали или уводили в плен население из опустошенных окраин Сербии. Глухое недовольство и внутреннее брожение возникли и в самой сербской армии, состоявшей из сербов, русских, болгар и черногорцев. Вспыхивавшие столкновения мешали выполнению приказов: пробудившийся не вовремя национальный эгоизм был причиной того, что военные действия велись беспорядочно и необдуманно.

Восьмого сентября под Алексинацом произошла крупная стычка, в которой победа осталась за сербами: они отразили натиск турецких войск. Роковой — Джунийский^{85} — день еще не наступил.

Шестнадцатого сентября второй батальон русско-болгарской бригады в составе восьмисот пятидесяти болгарских бойцов стоял у горы Гредетин.

Гредетин представляет собой группу перекрещивающихся в различных направлениях небольших кряжей, которые тянутся вдоль восточно-сербской границы. Большая часть их покрыта невысоким лесом и кустарником.

На одной из высот находилось турецкое укрепление с четырьмя орудиями. По дальнему покатому склону шли три линии окопов, прорытые поперек горы и преграждавшие доступ к батарее. Вдоль линии окопов стояли шалаши, сложенные защитниками высот из хвороста и листвы.

Между верхней линией окопов и батареей проходила засека, то есть полоса, загроможденная срубленными деревьями. Все пространство было завалено хворостом, чтобы не допустить неприятеля, если даже ему удастся занять окопы, на вершину горы.

Окопы и батарею защищали четыре или пять турецких батальонов, вооруженных лучшими скорострельными винтовками. Неподалеку отсюда, за укрепленной высотой, расположились резервные турецкие части, готовые в случае надобности выйти на передовые позиции. За ложбиной, на самой большой господствующей высоте, находилась еще турецкая батарея с одной крупповской пушкой, именуемая «белой батареей». Вдоль желтеющей долины Моравы над горящими сербскими деревнями поднимались столбы дыма. Там жгли дома и грабили башибузуки.

В этот день второй батальон русско-болгарской бригады, вооруженный шомпольными бельгийскими ружьями, должен был повести наступление на эти укрепленные позиции. Ему было приказано, в соответствии с планом общей атаки по всему турецкому фронту, занять гредетинский рубеж. В некотором отдалении от русско-болгарского батальона стоял в качестве вспомогательной части отряд «орлов» — из трехсот храбрых черногорцев. Кроме того, в зарослях разместились три батальона болгар, батарея из четырех пушек и три-четыре сербских батальона. Это были вторая боевая линия и резерв.