Боливар

— Шутишь? — С надеждой переспросил Олег? — Только вышли.

Майор промолчал.

— Расчетное время — двенадцать суток до бункеровки, — не стал мучить его Олег. — Что, совсем плохо?

Майор обречённо кивнул головой.

— Так ты сходи в лазарет, Санёк вколет тебе антиспам. Полегче станет. Совсем не пройдёт, но значительно полегчает.

— Что за «антиспам», — подозрительно набычился майор. — Знаю я ваши шуточки. «Военно-морской юмор», млять.

— Ни чо не юмор, — поддержал командира второй штурман — молодой лейтенант. — Нам, кадетам, всем кололи. Привыкание к качке вызывает. У него какое-то длинное название. Какой-то антиспазмоли…Хрен запомнишь. Антиспам — короче.

— Ой! Да, ладно вам меня разводить, — скривился майор.

Комкор и штурман переглянулись, и одновременно пожали плечами.

Олег снова упёрся взглядом в экран, а штурманец в лобовой иллюминатор рубочного фонаря.

— На румбе? — Спросил штурман.

— 252, - «отбил» матрос.

— Есть — 252, — «репетнул» штурман.

— Я звякну? — Спросил майор.

— Давай, — одобрил Олег, зная наверняка, куда будет звонить особист.

Майор пробежал пальцем по списку внутренних телефонов и набрал три цифры.

— Александр, у тебя нет ничего от качки? … Да, это ты мне уже предлагал. А, вколоть? … Александр Иваныч! И так тошно, — прервал он глумление начмеда. — Таблетки я пробовал. … Вколоть? … Антиспазмоли…? — Он посмотрел на безучастных к разговору офицеров. — Я иду к вам.

— Разрешите покинуть рубку, таащ командир? — Спросил он.

— Разрешаю.

Майор вышел. Обстановка на мостике не изменилась. Каждый занимался своим делом. Дверь рубки снова приоткрылась, и в неё заглянул майор.

— Контрразведка, кули, — мысленно усмехнулся Олег, не отрывая взгляд от расчетов и клацая клавиатурой. — Доверяй, но проверяй, епта…

Майор закрыл дверь и снова открыл.

— Ты, что, млять, майор, как молчаливая кукушка в часах? Где «ку-ку» тогда? — Сурово спросил командир, и особист исчез, мягко, без щелчка, прикрыв дверь.

— Главное, чтобы начмед не покололся, — тихо, без эмоций сказал штурманец.

— Иваныч? — Удивился командир. — Ты бы видел с каким лицом он рассказывает медицинские байки и анекдоты. У него специализация — кожные и венерические болезни. Заслушаешься… У нас морды лопаются и скулы сводит от смеха, а он, хоть бы улыбнулся, Зараза.

Они помолчали.

— Вколет… Сто пудово. Хоть бы не в голову, — покачал головой командир. — С него станется.

Минут через пятнадцать снова заглянул особист.

— Разрешите?

— Разрешаю. А вы чего не в каюту? Может ко сну, после укола, клонить.

— Да? А начмед сказал, наоборот… Взбодрит.

— Да? Ну, кого как. Меня рубило, — отозвался комкор и снова застучал по клавиатуре.

Прошло ещё с полчаса, и майор, стоявший, упёршись лбом в лобовое стекло фонаря, вдруг вздрогнул всем телом, колени его подломились.

— Тьфу, ты… Вырубило, — сказал он.

— А я что говорил, — сказал Олег.

— Я в каюту… Разрешите?

— Разрешаю.

Майор вышел.

— Димедрол, — сказал комкор.

Штурманец, не удержавшись, прыснул.

Олег поднял на него левую бровь. В команде корабля, как и везде на флоте, повелось: шутить шути, но насмехаться не смей. Молодой штурман только входил в военно-морскую семью и эмоции сдерживать ещё только учился. Смеяться будут не те, кто подшучивал, а те, кто будет слушать невозмутимо рассказываемые истории про попавшего на флотский развод «армейца».

* * *

Десять суток прошли без эксцессов. На третьи сутки океанского хода подул форвинд и болящим стало полегче. Майор выглядел неплохо, но продолжал принимать «антспам». Комсостав воспринял и оценил «шутку» командира позитивно. Без особых чувств и выражений. Важен результат. Член экипажа вернулся в боевой строй, и, если что, мог участвовать в борьбе за живучесть корабля.

У особиста сработал эффект плацебо. Как оказалось, начмед колол майору обычный физраствор. Самовнушение ещё раз доказало, что оно лучше всяких лекарств.

На десятые сутки майор забыл уколоться, а начмед ему не напомнил. На одиннадцатые и двенадцатые тоже. Вспомнил он про «антиспам» только когда БДК подходил к Пуэрто-Кабельо — военно-морской базе Венесуэлы.

— Слушай, Олег Николаевич, а мне, вроде, нормально… Я колоться-то забыл, — сказал особист. Они уже давно были на «ты».

— Тебе же говорили — эффект привыкания к качке, а ты не верил, — спокойно сказал командир.

Вахтенный штурман даже не оглянулся, внимательно разглядывая в бинокль приближающийся берег.

* * *

— Послушайте, Сергей Вениаминович, у меня в коносаментах порт выгрузки — Кабельо. Не потащу я ваши контейнера в Венесуэльский залив. И тем паче в Сан-Тимотео. Там и швартоваться-то негде.

— Можно-можно! Я смотрел… Там глубины приличные.

— Смотрел, он… Ты посмотри, Петрович, — призвал он в свидетели старпома, — крыса сухопутная, а туда же…

— Ну почему сразу — «крыса», — обиделся представитель нефтяников, крепкий мужик, лет сорока, лысоватый в строгом костюме и галстуке.

Они сидели в капитанской каюте. Под струями кондиционера было прохладно, но на улице… Олег сидел за рабочим столом в кресле, одетый в тропическую форму и с грустью смотрел на просителя. Он понимал, что деваться ему некуда. Своих на чужбине не бросают.