Боливар

Убедившись, что большинство учредительного собрания настроено к нему недоброжелательно, Боливар решается на государственный переворот. Он приказывает своим друзьям покинуть собрание. Его сторонники организуют в разных городах Колумбии выступления, требуя, чтобы Освободитель провозгласил себя диктатором Колумбии. Боливар возвращается в Боготу и, ссылаясь на волю народа, объявляет учредительное собрание распущенным, себя диктатором, а должность вице-президента отмененной. Он заявляет, что отныне будет оказывать покровительство католической церкви и что «утопические сны о социальном совершенстве» должны уступить место вере в бога. Свое обращение Боливар заканчивал следующими словами:

— Колумбийцы! Я не стану вам говорить о свободе, ибо, если я выполню свои обещания, вы будете более чем свободны — вас будут уважать. Но, кроме того, разве следует говорить о свободе, когда господствует диктатура? Народ, который повинуется, и человек, правящий единолично достойны сожаления!

Случилось непоправимое: Боливар — диктатор. Его власть ничем не ограничена. Его опора — духовенство, вчерашние враги республики, венесуэльские генералы. Но доволен ли он? Нет, он отдает себе счет, что столь дорога ему слава Освободителя запятнана теперь званием диктатора. Сколько раз он заявлял народу, что первый день мира будет последним днем пребывания его у власти, сколько раз заверял друзей, что никогда не последует примеру Наполеона и не нарушит республиканского порядка!

По разве Боливар мог оставить власть и спокойно наблюдать со стороны, как его соратники, всем обязанные ему, даже «воздухом, которым они дышат», разрушают созданные с таким трудом и жертвами республики, ввергая их в пучину анархии? Разве не он, Боливар, отменил рабство, провозгласил равенство рас, наделил индейцев землею? А что сделал Сантандер для народа? Хитрый новогранадец думал только о своем благополучии, обогащая себя. А народ разве понимал его, Боливара? Во время войны с испанцами людей нужно было принуждать бороться за свою свободу, теперь же они поддерживают честолюбца и интригана Сантандера. Нет, такой народ нуждается не в освободителях, а в тиранах. И теперь Боливар вынужден стать им во имя народного же благополучия.

«Я убежден до мозга костей, — говорил он, — что Америкой можно управлять только с помощью умелого деспотизма… Мы, гнусные потомки хищников-испанцев, пришли в Америку, чтобы обобрать ее до нитки и плодить потомство в браках со своими жертвами. Позже незаконные отпрыски этих брачных союзов смешались с отпрысками рабов, привезенных из Африки. При таком смешении рас и таком уровне морали можем ли мы позволить себе поставить законы выше руководителей и принципы выше людей?»

Боливар, пытаясь оправдать, обосновать свой переворот, беседует с друзьями, пишет письма знакомым. Он уже не смеется и не шутит, как в былые времена. Он все меньше доверяет своим приближенным и почти не выходит из своего дома в Боготе, где поселился, вернувшись из Лимы. Боливар бездействует. Он диктатор, но никого не преследует, вся власть у него в руках, но он, кажется, вообще не знает, что с нею делать, как ее применить. Он даже отложил в сторону свой проект создания Андской конфедерации. Он все больше и больше времени посвящает Мануэлите, поручая ей решать важные государственные дела. Мануэлита, одетая в форму офицера колумбийской армии и сопровождаемая почетным эскортом из гусар, ежедневно объезжает на полудиком скакуне центральные улицы Боготы, вызывая злобные и презрительные насмешки врагов Боливара. Мануэлита сторонница решительных действий.

— Почему медлишь? — спрашивает она Боливара. — Ведь Сантандер и его люди готовят против тебя заговор. Арестуй Сантандера, пока не поздно, покажи свою силу, иначе тебя прикончат, как цыпленка.

— Я не могу этого сделать. Я Освободитель, а не палач. Если я арестую Сантандера, в Америке и Европе скажут, что я свожу с ним личные счеты.

Освободитель чувствовал себя неуверенно в атмосфере враждебности, которая его окружала в то время в Боготе. По-видимому, уже тогда он подумывал покинуть Колумбию. Не этим ли объясняется желание Боливара продать медные рудники в Венесуэле, которыми управляла жившая в Каракасе его сестра Мария Антония? Об этом упоминается в письме Боливара Марии Антонии от 29 июля 1828 года, подлинник которого хранится в Отделе рукописей Государственной публичной библиотеки имени M. E. Салтыкова-Щедрина.