Боливар

— Да будет мне позволено обратить внимание конгресса, — продолжал Боливар, — на одно обстоятельство, которое может иметь решающее значение. Мы должны помнить, что наш народ нельзя сравнивать с европейцами или североамериканцами. Наше население скорее смесь африканцев и американцев, чем выходцев из Европы, ибо даже сами испанцы по своему характеру, инстинктам и африканской крови, текущей в их жилах, вряд ли могут считаться европейцами. Невозможно с точностью определить, к какой человеческой семье мы принадлежим. Большинство индейского населения было перебито, европеец смешался с американцем и африканцем, а последний с индейцем и европейцем… Всем мы должны обеспечить политическое равенство, которое было только мечтой в Афинах, в революционной Франции и в Североамериканской республике.

Новый строй, утверждал Боливар, будет республиканским — он должен опираться на народный суверенитет; следует отделить законодательную власть от исполнительной, обеспечить гражданские свободы, запретить рабство, отменить сословные привилегии. Организуя наши политические институты, необходимо учитывать наши традиции, наши обычаи, наши условия. Вот чем мы должны руководствоваться, а не копировать порядки, господствующие в Соединенных Штатах.

Боливар предложил наделить президента неограниченными полномочиями, установить пожизненный сенат и создать наряду с властью исполнительной и законодательной так называемую «моральную власть» (нечто вроде контрольной палаты), которая наблюдала бы за воспитанием молодого поколения, боролась с разложением нравов, эгоизмом и безответственностью несознательных граждан.

Освободитель просил конгресс утвердить его декреты об отмене рабства и о наделе льянеро землей. Он говорил:

— Цепи рабства разбиты, и Венесуэла увидела себя окруженной новыми счастливыми сыновьями… Да, бывшие рабы уже свободны; те, кто раньше был врагом своей матери-родины, стали ее защитниками. Излишне говорить о справедливости, необходимости и благотворности этой меры, если вы знаете историю илотов[19], Спартака и Гаити, если вы знаете, что нельзя быть свободным и рабом в одно и то же время, не нарушая естественных, политических и гражданских законов. Ваше суверенное право изменить или отменить любое из моих постановлений и декретов, но я молю вас подтвердить объявленную мной абсолютную свободу рабам, как если бы молил о своей собственной жизни или о жизни республики.

Высказываясь в пользу расового и национального равенства и требуя отмены рабства, Боливар выступал с более передовых позиций, чем самые прогрессивные тогдашние деятели США, в том числе Вашингтон и Джефферсон — защитники работорговли и рабовладения.

Призвав к объединению Новой Гранады и Венесуэлы в единое государство — Колумбию, Боливар так закончил свою речь:

— Нам не следует требовать невозможного. Если мы слишком высоко поднимемся в царство свободы, мы вновь попадем во власть тирании. Единство, единство, единство! — вот каким всегда должен быть наш девиз. Депутаты, я слагаю с себя обязанности президента, я закончил мою деятельность, теперь вы приступайте к своей.

На следующий день конгресс единогласно избрал Боливара президентом республики Венесуэлы и одобрил его предыдущую деятельность, в том числе декрет об освобождении рабов. Была принята унитарная система правления. Президентский срок устанавливался в четыре года. Вице-президентом был избран новогранадец Франсиско Антонио Сеа. Конгресс принял закон о суде и присяжных. Однако депутаты высказались против учреждения наследственного сената и «моральной власти». Наследственный сенат означал в их глазах создание новой аристократии, а «моральная власть» якобы слишком походила на инквизицию. Тем не менее решения конгресса удовлетворили Боливара. Теперь он не самозваный диктатор, а законный президент государства, глава правительства Венесуэлы. После февраля 1819 года Боливар мог уже не считаться с капризами своих соперников. «Конгресс в Ангостуре похоронил всех моих противников», — говорил Боливар.

Успешно было проведено и другое важное мероприятие, задуманное Боливаром, — мобилизация европейских добровольцев для борьбы с испанцами. Основной базой для набора добровольцев стала Англия, где действовал энергичный и предприимчивый агент Венесуэлы Лопес Мендес, которого Боливар оставил в Лондоне в 1811 году.