Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера

Рассматривая возможную необходимость оставить Элис наедине с Карлом, женщина всерьез подумывает о том, чтобы возобновить совместную жизнь с бывшим мужем, потому что это кажется единственным способом защитить девочку. «Так я все время буду рядом. А если ему разрешат брать ребенка без надзора…» Она замолкает, как будто конец этой фразы слишком ужасен, чтобы произнести его вслух. «Я всерьез опасаюсь, что он убьет Элис. Я знаю, на что он способен: он уже угрожал ее жизни. Я собственными глазами видела, как поднимается в нем эта импульсивная агрессия. Может, это не произойдет сразу, но рано или поздно возникнет повод (она заплачет, начнет капризничать или не будет слушаться), и он потеряет контроль над собой. Я боюсь, что он может сбросить ее с моста, как это случилось с Дарси Фриман[46]. Разве можно заставлять мать отдавать ребенка тому, кто этого ребенка чуть не убил?» Саре приходится сейчас быть еще более бдительной, потому что она долгое время не распознала в Карле угрозу для Элис: «Пока мы состояли с ним в отношениях, я не могла представить, что он сможет напасть на нее… Я понимала, что сама могу стать жертвой вспышки его гнева, но никогда не думала, что он поднимает руку на нее».

Несмотря на все это, женщина сохраняет удивительную жизнерадостность. «До какой-то степени я благодарна Карлу за то, что у меня есть Элис. Не то что я все время злюсь на него. Нет смысла тратить силы на ненависть. Я хорошая мать, и мне нравится материнство. Это сейчас для меня главное, остальное несущественно… Так что во многом мне очень повезло, однако я сейчас действительно сосредоточена на выживании. Конца этому не видно. Есть серьезные опасения, что ситуация будет только ухудшаться». Саре хочется, чтобы окружающие поняли, как тяжело ей было покинуть мужа. «Я бы никогда не ушла, если бы Карл не напал на Элис, – настаивает она. – И это при том, что он каждый день совершал надо мной сексуальное насилие. Я боялась возвращаться домой с работы. Сложно даже описать, чего конкретно я боялась. За несколько месяцев до того, как я рассталась с Карлом, представители службы помощи при домашнем насилии Safe Steps квалифицировали нашу семью как “нуждающуюся в немедленной защите”, а специалисты общенациональной горячей линии по семейному насилию 1800RESPECT посоветовали мне немедленно покинуть насильника. Но расстаться тогда для меня значило бы сдаться, а я не готова была на это. Как бы он ни поступал со мной, я боролась за свою семью. Я была очень упрямой и не жалела себя. Мне казалось, что я способна со всем этим разобраться».

Сара постоянно начеку, а в машине у нее всегда лежит сумка с необходимыми для побега вещами. «Мы живем одним днем, – признается она. – Что будет завтра, непонятно, но мы будем стараться бороться за свою безопасность, насколько это возможно. Меня вдохновляет, что до нынешнего момента я неплохо справлялась. Очень поддерживает то, что ребенок, ради которого я все это делаю, всегда рядом. Малышка обнимает меня за ногу или сидит у меня на плечах. Это самое прекрасное, что у меня есть. Она любит розовый цвет, любит рисовать пальцами, лепить игрушки из соленого теста. Ей нравятся динозавры, танк-паровозик Томас и кролик Питер. Каждый день я боюсь, что ее собственный отец отнимет у нее будущее. Не могу себе представить свою жизнь без нее».

Сара боится, что органы опеки разрешат бывшему супругу видеться с маленькой дочерью без надзора. А ведь он уже проявлял агрессию по отношению к девочке!

* * *

Подполье не знает дискриминации как таковой. Но некоторым из тех, кто оказался в этой глубокой яме, труднее из нее выбраться, чем остальным. Есть женщины, на которых наваливается много бед сразу: они страдают не только от мужского насилия, но и от расизма, бедности, отсутствия безопасного жилья, проблем со здоровьем.

Правозащитники, работающие с делами о домашнем насилии, долго и с большим трудом доказывали обществу: со злоупотреблениями властью в семье могут столкнуться не только беднейшие слои населения. Активисты пытались изменить взгляд на эту проблему, начиная с 1970-х, и достигли потрясающих результатов. Теперь уже всем ясно, что среднестатистическая, «типичная» жертва – это белая женщина, принадлежащая к среднему классу. Законодателей заставили увидеть на этом месте свою подругу, сестру или дочь. То есть человека, на защиту которого не жалко потратить бюджетные средства[47]. Но с тех пор как появился образ «респектабельной жертвы», стало не принято упоминать о том, что отдельным социальным категориям труднее противостоять абьюзу, чем всем остальным. Профессор Ли Гудмарк пишет об этом так: «Проблемы представительниц маргинальных социальных групп все реже поднимаются в дебатах о преодолении домашнего насилия. Вот к чему привела риторика активистов, долгое время внушавших всем нам, что любая женщина может стать жертвой». [35]