Больница неизлечимо помешанных

[5] Ксенофонт, давая добрый совет великому полководцу Агесилаю насчет воздержания от вина, сказал так: Избегай опьянения, как безумия,[138] не делая различия между пьяным и полоумным, затем что винные пары, поднимаясь в мозг, похищают у человека способность видеть, различать, судить и в один миг подавляют все благороднейшие силы души. Этого предмета прекрасно коснулся святой Амвросий в книге «О посте», говоря: Напившись пьяны, рассуждают о воздержности, и когда всякий исчисляет свои сражения, пьяный хвалится доблестными деяниями; вином напитанный и сном расслабленный, не ведает умом, что языком глаголет.[139] [6] Поэтому разумно в «Декрете», в разделе тридцать девятом, записаны сии полезнейшие слова: Чуждо мудрецу участие в пирах, возлияниях и пьянстве.[140] [7] И наш поэт Данте воздает отменные хвалы первому Сатурнову веку, когда люди не ходили в погребок откупорить бочонок, но поспешали к ручью напиться свежей воды из пригоршни, такими словами:

Начальный век, как золото, светил,
И голод желудями услаждался,
И нектар жажде каждый ключ струил.[141]

[8] Блажен был бы наш век, будь он украшен такою воздержностью, как тот! [9] Но дело обстоит так, что не найдешь никого, кроме упившихся сорок,[142] что трещат каждая как пятьдесят, когда начнет действовать Лиэева влага.

[10] Единственный пример из современности — Маргуте из Бинаско[143] — наполняет смехом всю вселенную, ибо, выпив три стакана муската, он не тревожится насчет Вакха, скачет, отпустив мозгу поводья, и с первой почтой прибывает в Кукканью, тотчас пускается соперничать с королем Панигоне[144] и выглядит лучшим сотоварищем на свете; но когда верначча доходит до маковки, тут уж он, как менада, кружится по дому и в каждом углу учиняет столь великое разорение, будто Баярд[145] сбросил узду, и никто не в силах постоять против такого неистового зверя.

[11] Иной раз, однако, он бывает забавой и утехой для общества, как в ту ночь, когда он, спьяна идя в постель, взглянул на луну и, думая, что это река, сказал друзьям и приятелям: «Держите меня, сделайте милость, — как бы мне не утонуть в этой реке!»

[12] Среди древних были весьма порицаемы скифы и фракийцы,[146] потому что величайшая слава, им принадлежавшая, основывалась на их готовности пить допьяна.

[13] Поэтому Гораций о них пишет:

Сражаться чашей, данной для радости, —
Фракийский норов.

[147]

[14] И Аристотель в порицание сиракузянам пишет,[148] что иной раз по девяносто дней напролет они пребывали в тяготах ежедневного пьянства, почитая это занятие славным и благородным. [15] О Тиберии Нероне писали, что он паче всех прочих был столь усерден в пьянстве, что из-за этого получил позорные прозванья: вместо Тиберия — Биберий, вместо Клавдия — Калдий, вместо Нерона — Мерон.[149] [16] Но кто не знает, сколь великое зло — опьянение, пусть прочтет лишь описание Вакха,[150] созданное поэтами, чтобы оно раз и навсегда обличило его заблуждение; ведь Вакх изображается в виде ребенка, поскольку охмелевшие теряют рассудок и разум, и в виде женщины, поскольку охмелевшие неспособны на мужеские поступки; изображается он раздетым и нагим, поскольку охмелевшим нельзя доверять того, что хочешь сохранить в тайне; влекомым в колеснице, поскольку в охмелевших обнаруживается удивительная неустойчивость и переменчивость; с плющевым венцом на челе, ибо как плющ разрушает стены, так охмелевшие весьма наклонны ко всякому роду разрушения.

[17] Сказанного довольно об этом племени помешанных, над чьей палатой в Больнице выставлен эмблемою бог Абстемий[151], покровитель и защитник всех опьянелых; посему мы обращаемся к нему с нижеследующей молитвой ради его услуги и приязни:

Молитва к богу Абстемию за помешанных винопийц