Больница скорой помощи

Мальчик покорно спустил почти до колен трусики и замер. Ему было очень и очень стыдно. Особенно оттого, что на него смотрит Оля Воронцова. И хотя она делает вид, что смотрит в книгу, а не на него, как все остальные, он знал: она все видит. Однако ослушаться Зою мальчик не смел. Эту сестру он боялся. И страх был сильнее стыда. Среди детей о ней ходили такие страшные рассказы, что любое неповиновение ей грозило страшной карой. На наказания она была скора и изобретательна. Ей ничего не стоило, например, раздеть ребенка догола, при чем даже двенадцатилетнего и провести его по всем палатам, и заставить в каждой из них рассказать, что он натворил. А еще она могла сделать очень больной укол. Или запишет каждый вечер на клизму, и тогда придется сидеть на горшке с малышами и почти у всех на глазах избавляться от того, что в него вольют. Нет, лучше минута унижения, чем потом расплата на неделю.

Уколы Зоя делала великолепно. Иголка вошла так хорошо, что мальчик даже не вздрогнул. Да и материал хороший. Попа мягкая и достаточно упругая. Это совсем не то, что делать уколы старикам, у которых сплошные спайки, да шрамы.

– Все, – медсестра вынула иглу и окинула палату строгим взором. Дети, привставшие со своих коек, тут же плюхнулись обратно на подушки. – Можешь ложиться.

Славик тут же нырнул в свою постель под одеяло. Одной рукой он прижимал ватку со спиртом к пострадавшему месту, другой торопливо пытался надеть трусы. От того, что он делал это одной рукой, получалось у него плохо. К тому же он торопился, а это еще больше тормозило дело.

Зоя посмотрела на него и, удовлетворенно положив руки в карманы, вышла из палаты. Ей надо было сделать то же самое еще в двух палатах. После ее ухода здесь еще долго сохранялась гнетущая тишина. Ребята делали вид, что ничего не произошло. Им всем тоже было немного неловко за Славика.

* * *

Зоя кончила обход и вернулась в процедурную. Она была удовлетворена проделанной работой. Ни в одной палате не было даже попытки неповиновения. Даже мысли. Она это видела, и чувствовала, как силы и уверенность снова возвращаются к ней после утренней стычки с Люськой. Жизнь снова была в кулаке, и Зоя не собиралась разжимать его. Все они у нее вот где. И так будет всегда.

В процедурной было пусто. Люська еще не вернулась. Она была не просто неопытной, а копушей по природе. Такие здесь надолго не задерживаются. Зоя их уже почти десяток пережила. Кто не хочет повиноваться ей, здесь не останется. Это ее вотчина.

Зоя подошла к раковине и стала мыть руки под тоненькой струей холодной воды. Она мыла руки наверно раз пятьдесят в день, а то и чаще.

За спиной послышался тихий шорох.

– Гаврилова? Уже все сделала? – строго спросила Зоя.

Ответа не последовало. Впрочем, Зоя и не ждала его. Люська гордая и слишком много из себя строит. Достроится. Дождется.

Зоя повернулась с намерением сказать еще что-то колкое, но это была не Люська. Лицо сестры окаменело, она тут же стала строгой и недоступной, какой была всегда в общении с детьми. И тут же по привычке сделала замечание:

– Вересов, что ты тут делаешь? Что у тебя за вид? А ну марш в палату!

Она сказала это и тут же охнула и сделала шаг назад и уперлась спиной в раковину.

Около мусорной корзины, что была в углу, рядом с весами и ростомером стоял мальчик лет семи, большеглазый и коротко стриженый. На Зою он не смотрел и стоял к ней боком. Из одежды на нем были только майка и трусы, какие-то полуразвалившиеся и грязные. И он был босой. Он очень внимательно рассматривал весы и ростомер и задумчиво ковырял в носу указательным пальцем левой руки, а правой теребил полу майки. Затем взгляд его остановился на мусорной корзине. Он перестал ковыряться в носу, почесал правой пяткой левую ногу и подошел к ней. Затем, даже не оглянувшись, деловито начал в нее мочиться. Делал он это долго и громко. Очень скоро из корзины полилось. Лужа быстро растеклась по темно-зеленому кафелю, залила ноги мальчика и продолжала стремительно расти.

А Зоя стояла и смотрела на все это, не в силах сдвинуться с места. Ваня Вересов сикал в пластмассовую плетеную корзину для мусора, и она не могла ничего сделать. Ситуация впервые в жизни вышла у нее из-под контроля.