Больно больше не будет

Тамара Темникова росла в семье, наполненной счастьем. Родители много работали, делая все возможное для радости и благополучия единственной дочери, ругались редко и только по мелочам. Папа называл ее ласково – Томарочкой, как никто другой, мама часто улыбалась, и в хрустальной вазочке в шифоньере всегда были вкусные конфеты. Эти воспоминания надолго утонули в слезах после того, как любимый отец и муж умер от неизлечимой болезни. Мама теперь больше грустила или ворчала, была вечно уставшей после изнурительной работы. Но девятнадцатилетняя Тома не была одинока и разделяла свое горе с другим любимым человеком, а не с матерью, ставшей колючей. В ее жизни появился Даниил Чернов, который горячо любил ее, гладил по головке, пока она оплакивала отца на его плече, дарил цветы и накидывал свой пиджак ей на плечи холодными вечерами, провожая до дома, и отвечал теплом на холод Зои Матвеевны. Когда боль Зои Темниковой поутихла, Тамара снова узнала в ней свою мать. Женщина теперь стала улыбаться, пусть и не так часто и светло, как прежде. Стала теплее относиться к молодому человеку, всегда милому и заботливому с ней и её дочерью.

Тома Чернова с мужем, отучившись, переехали, оставив мать и отца, в другую, совершенно чужую страну, сулившую большие перспективы и новые возможности. Даниил занимался написанием книг, и перемены были ему полезны, а Тамара радовалась хорошей работе, супружеству и ожиданием пополнения. Женщина была на пике своей молодости, влюбленности в жизнь и счастья.

Потом не стало мужа, она стоит на пороге отчего дома, держа за руку девочку, которая стала ей безразлична, под сердцем носит новый плод былой любви и не знает, что теперь делать.

Когда появился Марк, она снова почувствовала, что счастлива и свободна. Женщина была рада тому, что мужчину приняла ее семья, а он хорошо относился к ним. Он одаривал ее, носил на руках, смотрел влюбленными глазами, и она не могла представить тогда, что этот человек сможет стать севшим на ее шею пьяницей, приносящим зло ее детям и матери.

Острой болью отзывалось в ее сердце воспоминание, когда она читала сыну книгу перед сном и услышала крики.

– А ну отдайте бутылку, Зоя Матвеевна, живо! – кричал Марк теще, еле выговаривая слова, когда она выхватила у него из рук очередную банку спиртного.

– И не подумаю! Хватит бухать! Не стыдно тебе сидеть здесь перед телевизором и пить, пока твоя жена пашет как проклятая на двух работах?! – полушепотом парировала женщина, одетая в белую ночнушку, держа бутылку за спиной.

– Отдай бутылку! По хо… хорошему прошу!

– Нет!

– Тварь старая! – с этими словами раздался громкий шлепок, и не ожидавшая такого женщина упала на пол.

– Бабушка! – со слезами на глазах и громко рыдая, кричала Сара. Она ненавидела отчима такого, каким он был теперь – пьяного, вонючего, с выпученными глазами от злости и красным лицом, того, который бьет ее брата и бабушку, не уважает мать. Девушка помогла женщине подняться и усадила ее на диван.

– А ты не лезь! Думаешь, взрослая? Ты… – он не смог договорить. Тома, наблюдавшая картину ссоры, переполненная ужасом и зарёванная, подошла к мужу и отвесила ему пощечину.

– Убирайся! Гад, чтобы духу твоего здесь не было! Увидимся в суде, – она швырнула в него вещами, яростно собранными в спешке, и выгнала на мороз.

Он звонил ей и извинялся, просил прощение, но это был уже пройденный этап. К чему ее привело то, что она уже простила его две недели назад, когда он ударил ее сына и ее саму, защищавшую ребенка? Она подала на него в суд и на развод. Больше он не появлялся в ее жизни, но она снова, как и тогда после смерти до беспамятства любимого мужа, ушла в себя, в работу.

Но Сара ничего этого не помнила, задавалась вопросами, почему мама такая отстраненная с ней, почему редко бывает дома, почему избегает свою семью…

Глава 4. Странный.

«15 октября.

Две недели ничего не писала сюда. Очень устала: учеба идет полным ходом, снова очень переживаю за экзамены (а вдруг не поступлю? Что тогда делать? Идти работать продавщицей или уборщицей? Мама сильно разочаруется во мне, а что бабушка скажет?), в семье начались проблемы. Все сложно.