Больно не будет

После завтрака они совершали долгие прогулки, Усов показывал им свои владения, где было много чудес. Они плутали меж серебристых вечнозеленых елей, утопавших в первобытных, огромнолистных папоротниках, любовались незнакомыми растениями — кустарниками с ветвями, подобными остроконечным стрелам, деревцами, многоствольными, переплетающимися друг с другом в изощренных, сладострастных объятиях, — застывали в восхищении перед диковинными нагромождениями камней, угадывая в них великий художнический замысел, ибо то были творения природы, с которой может соперничать разве лишь гений. Каждое растение, каждую невнятную пичугу, мелькнувшую в ветвях, каждого жучка, неосторожно высунувшегося из укрытия, Данила Степанович с удовольствием приконопачивал латынью, но Кира, с не меньшим удовольствием тут же все переименовывала на свой вкус и объявляла, что новые названия присваиваются навечно. Экзотические деревья, кустарники и травы, латынью обезличенные, она называла «слюнявчиками», «пеплом розы», «бармалеями», «воблами», «крокодильчиками», «снегопадом в Орехове», «петюшками», «эротоманчиками» и прочее, прочее. Жалобу Кременцова, что трудно сразу запомнить так много новых слов, она отмела, как циничную и недостойную его башковитости. Чтобы как-то отблагодарить хозяина этих заповедных мест, она окрестила одну из каменных скульптур, очертаниями напоминавшую богатырскую голову в шлеме, «Даниловым усом», а пушистого паучка, раскачивающегося на еловой ветке, как на качелях, велела именовать «Тимофеевой грезой». Однажды Данила Степанович вывел их к запрятанному в скалах изумительной красоты озеру, небольшому, метров ста в ширину, безупречно овальной формы. Поверхность озера отливала настолько ослепительно-угольной чернотой, что, открывшись внезапно, оно представилось взорам разверзшейся в бездну черной дырой. Кира от изумления открыла рот и захлопала в ладоши. Кременцов пробормотал что-то неразборчивое. Данила Степанович горделиво усмехался, точно и озеро, и чеканные склоны над ним, и чистейший, пьяный воздух — все это было делом его рук.

— Никогда в жизни не видела ничего подобного, — вымолвила Кира слабым голосом. — Тимофей Олегович, милый, это же с ума сойти!

По извилистой тропке они спустились на каменистый, но пологий берег, подошли к самой кромке. Кира склонилась и зачерпнула воду в ладоши. Вода по цвету оказалась обыкновенной, прозрачной, и дно у берега было светлое, камень с налетом песка. Почему же сверху озеро виделось чернее чернил?

— Оно очень глубокое, бездонное, — пояснил Данила Степанович. — С этим озером связано, конечно, много преданий. Самое, пожалуй, удивительное, что у него до сих пор нет названия.

— Прекрасно, — сказала Кира. — Это будет мое озеро. Сейчас я напьюсь из него, и оно станет моим. А если кто-то еще посмеет претендовать, то в этом озере он и утопнет.

Она опустилась на колени, прильнула к матовому зеркалу ртом. Сделала два глотка, потом опустила лицо в воду, открыла глаза — темень и жуть.

— Можно мне искупаться? — спросила у Данилы Степановича.

— Ни в коем случае. Вода ледяная!

— Правда ваша. Но главное — у меня нет купальника. А купаться голой я стесняюсь перед Тимофеем Олеговичем. Он может подумать бог весть что. Ладно, в другой раз. Ведь мы еще сюда придем. Придем?

— Было бы желание, — ответил Усов и заглянул ей в глаза, как в душу, снисходительно-печально, будто осторожно потрогал какой-то верткий рычажок внутри нее, и она сникла, отступила под этим пронзительно-обжигающим синим взглядом. «Боже мой, — подумала она. — Кто он? Что он знает обо мне? Да он, кажется, все знает!»

Возвращались обыкновенно во второй половине дня, измотанные, обессиленные. У Киры от лазания по горам с непривычки ноги не гнулись и спина постоянно ныла, а как уж выдерживал эти походы Кременцов — одному ему известно. Пес Тубик, глубоко оскорбленный тем, что его не брали с собой, а оставляли пасти никому не нужных коз, встречал их волчьим воем и демонстративно забивался в свою конуру под пристройкой, но выдерживал характер недолго: чуть заслышав голоса, выкатывался наружу и устремлялся к ним с обреченным, восторженным лаем. Он хорошо запомнил, как удачно повалил Киру при первой встрече, и главной его целью было каждый раз повторить этот подвиг. Кира, хохоча, отбивалась из последних сил, а Тубик, выгибая спину горбом, неутомимо подкатывался ей под ноги. Удавалось спастись от него только в доме.

— На цепь посажу подлеца! — грозил псу Данила Степанович.

— Какой он породы? — интересовалась Кира. — Он похож и на овчарку, и на борзую. Это ведь удивительно, да?

— Никакой он породы, — не без гордости отвечал хозяин. — Это мне сын из Оренбурга привез подарочек. Проклинаю тот день и час, когда я его принял. У него, у проклятого Тубика, не все дома. Вы погодите, он себя покажет. Он иногда такие номера откалывает — убить его мало.