Больно.Ru. Разорванное небо

Ее звали Наташа Пономарева. Мы не были с ней знакомы, но убили ее именно мы. В момент убийства ты покупала себе новую сумочку в Милане, в одном из бутиков на Виа Монтенаполеоне, а я смотрел матч «Ювентус» – «Лацио»… Когда Наташино тело нашли в прибрежной парковой зоне, наш самолет набирал высоту. Я прочитал о ней в газете. Сука-журналист смаковал подробности. Если бы эти тридцать шесть строк прочитал отец погибшей двадцатилетней девочки, он бы отправился в психушку. Половину газетной полосы писака смаковал подробности похождения «нового Чикатило», которого он окрестил Игроком. Он описал все раны, предположил, что с жертвой долго игрались, давая возможность сопротивляться, а потом несколько раз изнасиловали в самой извращенной форме и убили, перерезав горло осколком пивной бутылки. Я свернул газету и убрал ее на дно дорожной сумки, подальше от глаз. Скоро там появятся и другие подобные вырезки. Память нельзя сжечь, но ее можно на время спрятать. Ты не читала газет. Ты могла спать спокойно. Тебе не снились кошмары еще целых четыре месяца. Первую жертву звали Наташа Пономарева. Других имен я не запомнил. Все эти статьи про извращенные убийства молодых девушек одна к одной ложились в мою дорожную сумку, как в братскую могилу. Девушек убивали мы.

У любви много лиц. Любовь иногда улыбается, иногда смеется, иногда плачет, а иногда она, как разъяренная дикая кошка, гримасничает, шипит и через мгновение бросается тебе в лицо, чтобы выцарапать глаза. Бойся такой любви.

Вечером я набрал номер телефона, записанный на клочке бумаги, и услышал в трубке твой голос. На улице зарядил обычный питерский дождь, и почему-то хотелось повеситься. Я представил свое тело со сломанной шеей покачивающимся туда-сюда под потолком, взял телефонную трубку и набрал твой номер. Это был ключ, который нужно вставить в замок и повернуть. Прокрутить диск телефона несколько раз в нужном порядке, и твой голос скажет в трубку:

– Приезжай.

– Куда?

– Ко мне…

Люди здесь привыкли к дождю. Вечный дождь. Если захочется заплакать, не заплачешь. Слишком много вокруг воды. Такая жизнь делает петербуржцев очень сильными и невосприимчивыми к катаклизмам. Их не удивишь соплями. Они мечтают о солнце, о деньгах, о белом самолете, летящем к белому песку на далеком пляже. А по ночам они танцуют в свете тысяч маленьких, ярких, солнечных лучей… Улыбаются, целуются, отдаются друг другу, играют в любОГГ, утром оставляют записки и уходят в дождь. Я еду на такси играть в любовь, чтобы утром уйти…

– У меня никого здесь нет, кроме тебя.

– Думаешь, я у тебя есть? Меня тоже нет.

– Но тебя я знаю.

– Ты знаешь только мое имя. Ты ничего не знаешь обо мне.

– Разве это не повод?

– Повод?

– Ну да, повод узнать.

Все так просто. Два человека. Один город… «Оазис» – было написано у тебя на табличке. Мокрые, чуть пухлые губы. О них мечтает любой, заблудившийся в пустыне. Два тела… одно тепло… пополам… чтобы утром уйти, забрать свою часть тепла, а следующим вечером думать о покачивающейся на потолке люстре, телефоне, губах, тепле… и с ненавистью смотреть на огромную кровать. Сорвать со стены, скомкать и бросить в помойное ведро картинку с пышногрудой блондинкой. Телефон уже вовсе не ключ, а замок. Огромный, амбарный телефон, который не сломать. Он не поддастся. Здоровенный, старый, пластмассовый, красный телефон. Он не звонит. Она мне не звонит. Ты не звонишь. А за окном опять дождь. Можно же сойти с ума! Как ты не сходила с ума все эти годы? Сколько раз ты думала о самоубийстве? Сколько раз изучала свои вены, глядя на них с хирургическим интересом? Сколько раз высыпала на ладонь горсть транквилизаторов, которые могут дать не только здоровый сон без снов, но и темноту без дождя? Я заебался думать об этом. Я позвонил тебе сам.

Хрустальная ваза разбилась, и ее не склеить. Я давно хотел узнать, как бьется хрусталь. Помнишь «Смеющийся хрусталь»? У Осипа Мандельштама? Я хотел услышать, как смеется бьющийся хрусталь. Но не бить же ради этого хрустальную вазу! БИТЬ! Но я не слышал ничего.

Ваза неожиданно коснулась моей головы и разлетелась на части. Стало темно.

Газеты продолжали писать про нового Чикатило – Игрока. Он играл с жертвами, как кошка с мышкой. Но финал был предсказуем: тела девушек находили мертвыми и сильно изуродованными. Смерть наступала в результате колотого ранения осколком бутылки. Правда, одна девушка, кажется, умерла от внутреннего кровотечения. Ее бросили на месте преступления, не опасаясь того, что она сможет выжить, добраться до людей и все рассказать. Это тоже была игра… Жертве дали шанс. Она пыталась ползти по этому бесконечному подземному гаражу. Мимо равнодушных машин. Но Игрок знал, что она не доживет до выхода. Может, уже где-то впереди светилась табличка «exit», только значила она уже нечто совсем иное.