— Бросьте: во-первых, ни розовым, ни голубым детство не бывает. Это очень сложный, подчас мучительный период жизни человека, знакомство вновь явленной души со всем этим нелепым, странным и удивительным миром. Мы не можем полностью защитить ребенка от жизни, со всеми ее мифами, бомжами, ненормативной лексикой… Все очень близко одно к другому находится в этом мире, все тесно переплетено.
Да и вспомните: ведь существует целый пласт анекдотов, связывающих прекрасное детство с ужасной жизнью. Помните: «Папа не для того повесился, чтобы на нем раскачивались»?
Не говоря уже том, что существуют и «псевдодетские» стишки-страшилки, вроде стихов Олега Григорьева. Есть и замечательные четверостишия Владимира Орлова, пародирующие пылкие пионерские речевки:
И его же:
— Лет сорок-пятьдесят назад могла бы подтвердить эти слова лично. Даже давала себе слово, что вот, когда у меня будут дети… Сегодня это высказывание уже не кажется мне совершенно бесспорным. Сегодня я полагаю, что можно и послушать своих, битых судьбою стариков. Хотя бы, чтоб уклониться от грабель — в ряде случаев. Но — увы! — «возвращается ветер на круги своя», «ничто не ново под луной»… — и с бессильной горечью наблюдаешь на любимом девичьем лбу своей дочери ту же шишку, что когда-то украшала и твой лоб… лет тридцать назад…
–
— Мне ваш вопрос напомнил, как воспитывал своего внука наш друг, писатель Владимир Порудоминский. При помощи двух фраз: «Не скачи по дивану — он новый!», и «Не скачи по дивану, он старый!»
В доме у них, понимаете, стояли два дивана. Старый мог развалиться от дуновения губ, а новый, само собой, жалко было…
Я не уверена, что «воспитанием» можно вырастить личность. Иногда ведь, наоборот, личность вырастает вопреки какому-то давлению, растет наперекор — и вдруг диву даешься: — ах, боже ты мой, а ведь это уже человек. Уже и поговорить можно.
–
— Боюсь, что могу показаться монстром. Но, видите ли, «беседовать» у прозаика, в принципе, мало времени. Дети писательские — это правда — всегда несчастны, судьба у них такая. Писательскому ребенку в детстве говорят: «Я возьму тебя с собой, если всю дорогу ты будешь молчать» — не потому, что мама — сволочь, а потому, что не может она отвинтить себе голову и выбросить ее в окно.
А у моей подруги, известной поэтессы, — умная, сдержанная и воспитанная дочь. Когда мать спрашивают — как удалось ей воспитать такую замечательную дочь, она отвечает: «Попустительство, попустительство, попустительство…»
Зато эти заброшенные дети имеют кое-какие другие преимущества перед детьми с «нормальными» родителями. Неловко даже говорить — какие. Например, постоянно видят в своем доме разных неслабых людей, о которых потом могут написать воспоминания. И дышат они чуть-чуть другим воздухом, и слышат чуть-чуть другие разговоры, что тоже худо-бедно формирует личность не меньше, чем поездка с родителями в «Диснейленд».
Я и до сих пор уверена, что самая благодатная почва для свободного развития мысли и воображения — это молчаливое сосредоточение. Кроме того, я себя хорошо помнила: мне в детстве только одного и было нужно — чтобы эти суматошные надоедливые взрослые закрыли рты, оставили меня в покое, дали помолчать. У меня в те годы — лет в пять-шесть — была интенсивнейшая интеллектуальная жизнь. Такие миры разворачивались в головенке, такие фантастические миры. Честно говоря, обыденная жизнь и мнения о ней взрослых мне совсем не были интересны.
–
— Задавала, конечно… себе. И себе же придумывала ответы, причем, многовариантные. Я терпеть не могу определенных ответов. Из-за этого не любила точных дисциплин. Очень, очень много врала, за что крепко получала. Больше меня только мой сын в детстве врал.