Читаем Больно только когда смеюсь полностью

Отлично! Натаскал он щенка, выводит гулять, и как только гаркнет: «Маркс!» — собачка послушно приседает, умница.

И вот однажды — проспал, не успел собаку вывести, — понадеялся на детей, которые привыкли, что с собакой папа выходит… То, се… Сидел на работе, как на иголках: волновался — вспомнит ли жена заветное слово, собачке ведь позарез нужно. А у жены, как назло, мобильник отключен.

Примчался он домой — там ни жены, ни собаки. Выбежал в лесок, где обычно пса выгуливал… И уже подбегая к опушке, услышал отчаянное, хриплое:

— Лэнин!.. Тхоцкий!.. Лэнин!..

Видит, сидят эти две дуры: одна плачет горькими слезами, — не может вспомнить заветного слова. Другая тоже плачет, замучалась: не может опростаться.

Он подбежал, издалека вопя: «Ма-а-ркс! Ма-а-аркс!!» Собака присела, скуля от облегчения.

И еще по поводу перерождения мифов.

У нас во дворе живет симпатичная семья: мама, папа и шестилетний Даня. Он — интеллектуал, чемпион младшей школы по шахматам, мальчик читающий и, в общем, хорошо говорящий по-русски.

Встречаю его как-то во дворе, с мамой. Только что они вернулись из России, где Даня побывал впервые.

— Даня, — спрашиваю я, — понравилось тебе в Москве?

— Очень! — выпаливает с сияющими глазами.

— А что больше всего понравилось?

Он, светло улыбаясь, говорит:

— Бомж.

Я недоуменно поднимаю глаза на маму.

— Ага, — продолжает Даня. — Бомжик… Замечательный такой, с косичками, лежал на Красной площади на газетках…

Вдруг замолчал, робко взглянул на маму:

— Мам, не рассказывай! Не рассказывай!

— Да ладно уж, — говорит мама, подмигивая мне. — Просто Даня подумал, что это Ленин выполз из Мавзолея…

Мы расхохотались над смущенным шестилетним интеллектуалом, а я подумала — да-а… великий Ленин в Мавзолее — это не его миф, слава богу. Вспомнила, как меня в пионеры принимали, как я шла — в ноябре — в расстегнутом пальто, чтобы прохожие видели красный галстук…



А в моей семье бытовала одна примечательная фраза бабушки:

— Мамэлэ, — говорила она. — Помни: самое страшное, это — юные ленинцы.

И была права: шоссе «Юные Ленинцы», которое каждый день я пересекала по дороге в школу, было загруженным и опасным. Там всегда случались какие-то дорожные происшествия.

— МНОГИЕ РОДИТЕЛИ ЗАПИСЫВАЮТ ЗА ДЕТЬМИ КАКИЕ-ТО ЗАБАВНЫЕ СЛОВЕЧКИ, ВЫРАЖЕНИЯ. ВАМ ЖЕ ПО ПРОФЕССИИ САМ БОГ ВЕЛЕЛ… ИЛИ ТОЖЕ ВСЕ РУКИ НЕ ДОХОДИЛИ?

— Ну, уж это — извините! Тут — сфера профессиональная. Я не только за своими записывала, но в начале девяностых, редактируя в Израиле газету, открыла в ней рубрику «Говорят дети». Поначалу вывалила туда все, что насобирала от своих собственных, а потом уже многие папы и мамы, дедушки и бабушки, стали присылать мне свои коллекции.

Ведь детское восприятие мира — совершенно уникально. Тут любое удивленное слово — будто Божья роса. На детей у меня в компьютере целое «досье» хранится.

Некоторыми перлами могу поделиться.

* * *

Димка (три года) все время клянчит у меня брата или сестру.

— Купи, — просит, — купи…

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубина, Дина. Сборники

Старые повести о любви
Старые повести о любви

"Эти две старые повести валялись «в архиве писателя» – то есть в кладовке, в картонном ящике, в каком выносят на помойку всякий хлам. Недавно, разбирая там вещи, я наткнулась на собственную пожелтевшую книжку ташкентского издательства, открыла и прочла:«Я люблю вас... – тоскливо проговорил я, глядя мимо нее. – Не знаю, как это случилось, вы совсем не в моем вкусе, и вы мне, в общем, не нравитесь. Я вас люблю...»Я села и прямо там, в кладовке, прочитала нынешними глазами эту позабытую повесть. И решила ее издать со всем, что в ней есть, – наивностью, провинциальностью, излишней пылкостью... Потому что сегодня – да и всегда – человеку все же явно недостает этих банальных, произносимых вечно, но всегда бьющих током слов: «Я люблю вас».Дина Рубина

Дина Ильинична Рубина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза