Больные люди

— Лена, прости. — начал я. — Я слишком резко тебе всё высказал. Если ты действительно не специально сделала то, что сделала, то я забуду это. Тем более, я не пострадал. Сегодня я тебя пущу к себе.

Лена тоже крепко обняла меня и уткнулась мне в плечо своим носиком.

— Правда?.. — спросила она, заикаясь от слёз.

— Да. Чистая правда.

Я не видел лица Лены, но понял: она улыбнулась. Не хитро, как обычно, а искренне, радостно, как нормальные люди.

— Только пообещай, что больше не будешь так делать. Хорошо? — спросил я.

Лена кивнула.

Мы отправились ко мне домой вместе. Всю дорогу меня терзали сомнения: а правильно ли я поступил? Ведь я твёрдо верил, что поругал Лену за дело, но, как только она прослезилась, я резко изменил своё мнение, и вот мы уже едем домой. Я поддался её слезам? Она купила меня ими? Или же дело во мне? Мне столько раз в жизни приходилось плакать, что, когда плачут другие, у меня сердце разрывается. То есть да, это жалость как она есть, но она имела бы место быть, если бы с Леной поступили несправедливо. А тут все складывалось так, как должно было, но я почему-то простил её, лишь бы не видеть, как она плачет. Будто передо мной была не Лена, а Соня. С каких это пор я не хотел видеть Лениных слёз? Уверен, во времена старшей школы я бы наслаждался таким зрелищем. Значит, с возрастом я стал мягче и терпимее. Хорошо это или плохо? Ей Богу, не знаю.

А пока мы ехали на трамвае домой, а я размышлял о сложившейся ситуации, сидя, как обычно, у окна, Лена прижималась ко мне и обнимала так нежно, что у меня мурашки шли по коже, и я сильно смущался. В какой-то момент я совсем забыл о своих мыслях и просто смотрел на Лену. В этот момент она казалась такой милой и невинной. Я улыбался: отчасти от того, какая Лена милая в данный момент, отчасти — от осознания, что эта дьяволица точно что-то ещё вытворит. Оставалось лишь надеяться, что это «что-то» будет не таким опасным.

21 сентября, 22:02

Сегодня рабочий день не состоялся. На электростанции, питающей электроэнергией в том числе здание нашей компании, затеяли ремонт кабелей, а потому электричество отключили. Николай Степанович, конечно, был недоволен, но ничего поделать не мог и решил отправить работников домой, дав им часть работы с собой. После того, как все получили работу на дом, все отправились по домам. Мы с Леной разминулись: она сказала, что ей надо кое-что сделать дома, так что она подойдёт ко мне домой позже. «Небось, вещи для переезда ко мне упаковывать будет» — подумал я. Мне, правда, было не сильно интересно, что она там делает, поскольку у меня были свои планы: я собирался навестить Мишу Баркова в тюрьме. Я не слышал, чтоб ему предъявили официальное обвинение в убийстве, но и из-под стражи его не выпускали. Хотелось его навестить, чтобы дать понять, что о нём помнят. Пока я шёл в милицию, я раздумывал о Мише и о том, может ли он быть убийцей. Да каким образом? Он тихий, нелюдимый, почти как я. Конечно, я из-за своей и его нелюдимости был с ним мало знаком, но мы часто обменивались уставшими от работы глазами, сидели рядом в кафетерии, иногда болтали на отвлечённые темы, что почти всегда заканчивалось неловким молчанием. Хотя, если вспомнить случаи других серийных убийц, то они, как правило, тихие и непримечательные. По такой логике, Лена не может быть убийцей, ибо слишком она вычурная и чудаковатая. Такую просто приметить. А Миша, наоборот, тихий. Такого никогда подозревать не будут. Хотя именно отсутствие подозрений может быть подозрительным… Так, я потерял логику того, о чём писал. К чёрту.

Пришёл я, в общем, в милицию. Участок был приличный. Приличный в том плане, в каком можно описать приличное гос. учреждение в России: стены кое-как, но подкрашены, пол не сломанный, потолок белёный, окна целые, с решётками. Милиционеров было штуки четыре, все они были заняты своей работой. Остальные, видимо, на выезде.

Я подошёл к столу в приёмной и спросил:

— Могу я навестить арестованного?

Сидевший за столом сотрудник, до того уткнувшиеся в лежавшие на столе бумаги, лениво поднял голову и спросил:

— Чего? Что вам надо, товарищ?

— Мне бы навестить арестованного, Баркова Михаила Фёдоровича. Его 19-го числа арестовали и забрали, как я понял, в это отделение. Могу я встретится с ним?

— Молодой человек, — начал устало сотрудник, — часы приёма совершенно другие. Только в 16:30 можем вас принять.

— А. Хорошо, спасибо. — сказал я и хотел было уже уходить, как вдруг из двери сбоку от входа вышел… Миша Барков. Вышел он спокойно и так обыденно, будто просто ходил по делам в поликлинику. Увидев меня, он немало удивился.

— Саша Гордон? А ты что здесь делаешь? — спросил он мягким и высоким голосом.

— Тебя навестить хотел.

— А? Спасибо. Но меня уже отпустили за отсутствием улик.

— Поздравляю.

— А ты чего это не на работе?

— А там свет отрубили, нас отправили по домам. Можешь домой идти.

— А? Ф-ух, слава Тебе, Господи. А то я уж думал, что после нар сразу к компьютеру.

С этими словами он просто вышел из отделения.