Рюкзак деда лежал на веранде, он его даже не стал его распаковывать, и Паша достал из него фонарик. Он снова надел сапоги, которые оказались внутри всё ещё мокрыми, но он не стал искать в сарае другие. На небе блестела луна, такая яркая, и была так близко, что Паша различал на ней кратеры. Звёзды, высыпанные на небосклон чьей-то щедрой рукой, тихо перемигивались между собой. Паша уверенно шёл к Волчьим скалам, и на душе его было легко и спокойно, он даже фонарик не зажигал. Тьма преображает привычные предметы вокруг, делая их таинственными и необыкновенными, и Паше казалось, что он попал в совершенно другой мир, и этот мир его ждал.
Сразу же за скалами он пошёл краем болота, откуда начиналась та незаметная тропа, которая и должна была его привести в сердце болота, где его ждали ответы на вопросы, которым они не находили объяснения. И сегодня он их получит. Смелости его немного поубавилось, когда под ногами у него, вместо твёрдой почвы, стал мягко пружинить травяной слой, и зачавкала вода. Пройдя по тропе несколько шагов, Паша заметил, что всё болото словно ожило, расцветившись слабыми молочными огоньками, которые, то вспыхивали между кочек, то снова погружались в тёмную воду. Он не прощупывал перед собой дорогу, как делали они это днём, у него появилось ощущение дороги, он знал, куда надо ставить ногу, и на какую кочку можно было опереться. Усталости тоже не было.
Когда он успел пройти корягу, которая должна была показать ему дальнейший путь, он так не понял. Он просто шёл и шёл вперёд, и огляделся вокруг только тогда, когда снова послышался серебряный звон ручейка. В этот раз его уже там ждали. И под лунным светом больше не было обманчивых образов. Ветряки предстали перед ним в своём истинном образе. Словно ожившие коряги, чёрные силуэты их были покрыты накидками из сухой травы, а чёрные, сияющие глаза, блестели в ночи так, будто внутри них пылал живой огонь.
Паша остановился перед ручьём и налетевший ветер несколько раз закружился вокруг него, заставив склонить голову. Раздался голос ветряка, который стоял ближе всех к Паше и был самым высоким, и перед глазами Паши сразу поплыли образы, навеянные его рассказом: