Болотная революция

Однако уровень публичной дискуссии сознательно удерживался многими лидерами протестного движения на уровне общих благопожеланий. Ведь это оставляло вождям максимальный простор для маневра в их контактах с представителями элиты. Брать на себя ответственность за «популистские» требования масс, заведомо неприемлемые для истеблишмента, никто не хотел.

В ходе предвыборной кампании в Координационный Совет оппозиции на телеканале «Дождь» были организованы дебаты кандидатов, на которых им предлагалось сформулировать свое credo за 30 секунд. Разумеется, концептуальность политических высказываний немного хромала. Один из самых популярных оппозиционных политиков Илья Яшин, например, вышел из положения следующим образом. «Мы ставим перед собой задачу обновления, — объяснил он, — масштабной перезагрузки протестного движения и российской политики в целом. Хотим просто открыть форточку и проветрить страну»[214]. Программа «проветривания» оставалась неясной, но никто не собирался вдаваться в подробности.

Справедливости ради надо сказать, что за историю «Болотного движения» неоднократно предпринимались попытки проблематизировать дискуссию между активистами, поставить перед ними широкий спектр сложных задач, вскрыть противоречивую позицию лидеров движения. Например, поиск нового дискурса интенсивно шел во время майских «оккупаев», когда были организованы десятки семинаров и лекций, в которых приняли участие тысячи активистов. На них обсуждались самые разные вопросы: политические и социальные реформы, культурные проблемы общества, взаимодействие между активистами и политиками, пути развития демократического движения. Однако этих попыток оказалось недостаточно, чтобы изменить облик протеста, его программу.

Набор общих, почти лишенных конкретного содержания лозунгов, повторявшихся ораторами с трибуны, был одним из самых серьезных ограничителей, сдерживавших расширение движения и приведших, в конце концов, к его угасанию. «Мы здесь власть!» — рефреном звучало на митингах и демонстрациях. Но их участники чувствовали, что эта магическая формула не дает исчерпывающих ответов на вопросы о том, как быть дальше, что нужно предпринять, чтобы страна изменилась. Проблема языка и смыслов стала одной из важнейших в эпопее 2011–2012 гг. Она с неизбежностью вновь встанет перед любым массовым демократическим движением, которое будет искать свою программу, ценности, средства описания реальности. И преодоление банального популизма, навязываемого частью политиков, опять будет краеугольной задачей активистов гражданского общества.

Формы протестных действий (радикализм или умеренность)

Вопрос о формах протестных действий стоял довольно остро в ходе протестов 2011–2012 гг. Уже к концу зимы 2012 г. стало очевидно, что режим справился с первым испугом и не собирается уступать протестному движению. Какой аргумент могут использовать протестующие, чтобы заставить власть к себе прислушиваться? В демократическом движении царил практически полный консенсус о ненасильственном сопротивлении авторитаризму. Однако радикальные активистские группы все время ставили вопрос о необходимости наращивания давления на власть. Сергей Удальцов и другие левые, например, все время говорили о необходимости подготовки к забастовкам^[215].

В более практической плоскости обсуждались такие форматы уличных протестов, которые бы выходили за пределы согласования с властями, но при этом прямо не противоречили бы закону. Главным инструментом из этого арсенала был формат «майдана» — перманентного протестного лагеря, оккупирующего городское пространство. Неоднократно делались попытки остаться на площадях после формального завершения митингов, установить там палатки и т. д. Предполагалось, что такие действия приведут к эскалации движения и станут более эффективным средством давления на власти и воздействия на само общество.

Наоборот, умеренная часть демократической коалиции критиковала стремление радикалов к эскалации уличного протеста. Ее поиски сосредотачивались в направлении организации флешмобов, автопробегов и т. п. акций.

Фактически речь шла о поиске соответствия между радикализмом (или, наоборот, умеренностью) формы и содержания протестного движения. «Радикальные форматы» коррелировали со стратегией демократических перемен снизу, осуществляемых путем свержения авторитарного режима. Напротив, сторонники перемен сверху, реализуемых действующим истеблишментом, который должен лишь кооптировать в свой состав умеренную часть оппозиции, стремились к предельно нейтральным и символическим формам организации протестной кампании.