Болотник 2 (СИ)

В лодке я не остался. Я конечно та ещё сволочь бываю, но Савельич всё же мой друг, а я стараюсь друзей не подставлять и уж точно в беде не брошу. Вдвоём мы аккуратно расчистили крышку тайника и открыли схрон.

Ящик лежал на своём месте, как и прежде, никем не тронутый. Тайник пустой, я всё кроме ящика вывез. Савельича я вниз не пустил, сам аккуратно спустился и подсвечивая себе фонариком и молясь всем богам, поднял крышку. Ну чего сказать, на пачки денег это всё равно ни хрена не похоже. Динамит он и есть динамит. На нём даже так и написано для тупых — динамит.

— Ну и где тут золото бриллианты? — шепотом спросил я Савельича не отрывая взгляд от влажных брусков.

— Е… ть колотить! — выразил свою мысль сильно удивлённый Савельич.

— Вот-вот, а я, о чем — я тихонько, стараясь не уронить на содержимое ящика не единого комочка земли или льда, закрыл крышку.

— Чего делать будем старый? — я вылез из тайника и на дрожащих ногах отошёл от ямы.

— Бля…. Как оно там оказалось? Я же точно помню, как мы этот ящик сюда волокли. Только что с крыши дома не кидали! Да и ладно! Пронесло и слава богу! Я же говорю, я в этот ящик не заглядывал, что Димка приготовил, то и притащили сюда. Это теперь значения не имеет, пусть тут лежит.

— Не скажи Савельич, в жизни всё значение имеет, даже точки над буквой Ё. Ты вот попробуй пьяным десантникам объяснить, что словосочетания «голубой берет» и «голубой берёт» пишутся одинаково, они тебе сразу объяснят, что точки очень даже много значат. Да уж, командир твой был, как бы это помягче сказать…. Большой оригинал — о мертвых или хорошо, или ничего.

— Да. Димка он мог. Вообще ничего не боялся. Я вот только понять не могу, где он эту хрень достал. Может рыбу глушить?

— Водку надо меньше глушить! Или больше, что бы вообще мозгов не было. Ладно, давай закапывать. А то я уже губу раскатал, а ты, старый, даже губозакатывательную машинку с собой не прихватил, как мне теперь, с такой губой ходить?

Расстроенный Савельич помог мне аккуратно опустить крышку на тайник и снова замаскировать его заледенелым дёрном. Будем наедятся, что его не найдёт какой ни будь невезучий охотник или рыбак.

Отвезя Савельича домой и загрузив в лодку вещи и Батона, я снова отправился на промысел.

За зиму вертолёт не погрузился ни на миллиметр. Стоит как стоял, только снегом занесённый. И теперь его очень хорошо видно, выделяется, своими черными, обгоревшими бортами на белом от снега болоте. Это вообще не хорошо, мои мечты, что его окончательно поглотит болото, не сбылись. Может быть весной дело дальше пойдёт? Мне остаётся только надеяться, сделать я ничего не смогу. Разве только динамит сюда привести, да грохнуть его в останках, что бы на мелкие запчасти разлетелись. Но это только мои влажные фантазии. Я сам себя скорее этим динамитом грохну, пока его доставать и вести сюда буду. Тяжело вздохнув я продолжил свой путь.

Сделал остановку возле первого камня и снова снял слой льда, почти до самой надписи добрался. Только вот форсировать события я не буду, один не верный удар пешнёй, и весь мой труд пойдёт насмарку. Буду домой возвращаться, доделаю.

На участке кто-то побывал пока меня не было. И не просто мимо проходил, а какое-то время прожил на моей заимке. Человек этот был один и был опытным таёжником.

По неписанным таёжным правилам, любой охотник, турист, заплутавший путник, может воспользоваться зимовьем. И входя в таёжную избу, не стоит забывать об уважении к этому жилищу, месту, хозяину домика. В тайге эгоизм неуместен. В этой отдалённой от цивилизации местности, одиночки не выживают. Человек, оставивший зимовье открытым, с нарубленными дровами и неким набором припасов, позаботился не только о себе, но и о путниках, зашедших в эти глухие края. Этой традиции много лет, и она передаётся из поколения в поколения. Пренебрежение к этой традиции и этим правилам, может дорого стоить.